Лаура Гурк - Сама невинность
— За каждый носовой платок получатель платил по полпенни.
Софи была в недоумении.
— Но кто такой получатель?
— Получатель платит воришкам за украденные вещи, а потом продает их как подержанные.
— Украденные носовые платки? — Софи недоверчиво уставилась на Мика. — Вы воровали носовые платки? Но вы же полицейский!
— Когда мне было десять лет, я не был полицейским.
— Нет, вы были карманником.
— Я родился в сиротском приюте. Моя мать умерла там, давая мне жизнь. Когда мне исполнилось шесть лет, меня отправили в работный дом[68], откуда я сбежал в десятилетнем возрасте, после чего мне пришлось выживать на улицах. Так я и стал карманником, — он ухмыльнулся. — Совсем, как в истории Диккенса, вы не считаете? И я всё ещё жду богача, который усыновил бы меня.
Софи не знала, следует ли ей ему посочувствовать или она должна посмеяться над его шуткой. Девушка решила рассмеяться.
— Полицейский, который раньше был вором.
— Сейчас моё прошлое даёт мне преимущество. Как бывший вор, ошивавшийся неподалеку от уличных банд и проституток, я очень хорошо понимаю логику преступников. Это чрезвычайно помогает мне в работе, и именно поэтому я получил своё нынешнее звание так быстро. Большинство людей моего возраста всё ещё находятся в звании сержанта, ну или, может быть, инспектора в каком-нибудь подразделении сыскной полиции.
— Но вы тоже инспектор сыскной полиции.
— Я работаю в самом Скотленд-ярде, а не в каком-то конкретном подразделении. Я один из немногих детективов, имеющих неограниченные полномочия. У меня есть право заниматься любыми делами в любых подразделениях.
Софи откинулась назад, устраиваясь поудобнее на сиденье.
— А что вообще заставило вас решить стать полицейским?
— Это хорошая работа для человека, не получившего официального образования. Но на самом деле я мечтал стать частным детективом.
Она улыбнулась:
— Как Шерлок Холмс?
— Именно как Шерлок Холмс. Прочитав впервые рассказ Конан Дойля в журнале «Стренд»[69], я подумал, что это самая интересная работа, которая только может быть у человека. Но вместо этого я пошёл в полицию — потому что я должен был где-то жить и что-то есть, а быть карманным воришкой всю свою оставшуюся жизнь я не хотел. И не хотел довольствоваться работой на фабрике или в доках.
— Как вы научились читать?
— Научился сам, когда мне было пятнадцать лет. Мы с Флосси слишком часто перебирались с места на место, чтобы я мог ходить в народную школу[70].
Софи была поражена. Хотя её семья всегда была небогатой, существовали вещи, наличие которых она всегда считала само собой разумеющимся. Читать её научила гувернантка, и у них всегда был тёплый уютный дом и еда на столе. И, несмотря на свои недостатки, её родные, по крайней мере, всегда были с ней рядом, и в случае действительно серьёзных неприятностей она могла рассчитывать даже на помощь Шарлотты. Пусть та и стала бы помогать сестре только для того, чтобы избежать скандала.
— Я не могу представить себе никого, кто бы сам научился читать, — восхищённо выдохнула Софи. — Как вам это удалось?
— Сказать вам правду? — когда она кивнула, Мик продолжил: — я выискивал старые газеты в мусорных кучах, вставал на перекрёстке и, держа газеты в руке, просил проходящих мимо людей зачитать мне газетные заголовки. Когда они это делали, я запоминал, как выглядят слова.
Чуть склонив голову, Софи внимательно рассматривала Мика. Уголки его губ приподнялись в лёгком намеке на улыбку, взгляд, казалось, был устремлен в далёкое прошлое, словно он вспоминал, как стоял на перекрёстках и просил людей прочитать ему заголовки газетных статей.
— Должно быть, вы твёрдо решили научиться читать, — негромко заметила она, и Данбар перевёл взгляд на девушку.
— Я знал, что единственный способ выбраться из трущоб — это научиться читать, и я так и сделал. Находясь в звании констебля, я выучил французский и немецкий на курсах заочного обучения. Знание нескольких языков сильно способствует продвижению офицеров полиции. И в течение нескольких лет я посещал занятия по фонетике, чтобы перестать говорить, как кокни.
Чем больше Мик рассказывал о своём воспитании и образовании, тем больше ей хотелось знать.
— А почему вы так много переезжали?
— Местным констеблям не требуется много времени, чтобы выявить воришек и начать следить за ними. Приходилось менять место жительства. Так я побывал на каждой улочке, в каждом переулке и закутке, во всех дворах и подворотнях от Кенсингтона[71] до Ист-Хема[72]. И теперь я знаю Лондон и его окрестности, как свои пять пальцев.
— А как вы познакомились с этой Флосси?
— Однажды ночью я наткнулся на неё в одном переулке неподалеку от Бишопсгейт[73]. Она была с одним парнем, который… — Мик замолчал и выглянул в окно. — Мы почти выехали на главную дорогу, так что в поместье лорда Фортескью будем примерно через полчаса или около того.
Он совершенно очевидно не хотел ей больше ничего рассказывать.
— Вы увидели её с каким-то мужчиной. И что дальше?
Помолчав немного, Мик наконец взглянул на Софи и продолжил рассказывать:
— Флосси не понравился этот парень, а он не слишком хорошо это воспринял. Я ударил его по голове пустой бутылкой из-под джина.
— Таким образом вы спасли её, а вам было всего десять лет отроду?
От того, как она это преподнесла, он смущенно закашлялся и сказал:
— Не начинайте думать, что я был героем или нечто в этом роде. Пусть это останется между нами, но мы с Флосси облегчили его карманы на два фунта и шесть пенсов.
— Я считаю, он заслужил это.
— Согласен. Флосси научила меня воровать, разрешила жить вместе с ней, делилась со мной пищей. Даже мясом, когда могла себе это позволить.
Софи заметила, что его лицо скривилось от отвращения, и она знала, почему.
— Вот почему вы ненавидите баранину. Потому что это самое дешёвое мясо, и только его вы и ели, будучи мальчишкой, — она окинула его дерзким взглядом. — А теперь давайте, скажите мне, что я просто удачно предположила.
Мик поднял руки в умиротворяющем жесте.
— Я наслаждаюсь тем затишьем, которое установилось сейчас. Давайте не будем нарушать его ссорами. Согласны? — он улыбнулся ей, и Софи не смогла не улыбнуться в ответ. Она тоже не хотела ссориться.
— Согласна.
— Хорошо. И так как мы объявили перемирие, будьте честны со мной. Признайтесь, что я прав и что вы разыграли этот спектакль — обморок — чтобы не проводить вечер с матерью. Не так ли?
