Бетина Крэн - Экзамен для мужа
Когда через педелю в зал ворвался конюх с новостью, что на северном пастбище исчезли три новорожденных жеребенка от их лучшей кобылы, граф даже испытал облегчение: наконец-то возникла проблема с четвероногой, а не с двуногой представительницей женского пола.
Затем наконец до него дошло, что он, похоже, настолько сосредоточился на подготовке к приезду невесты и восстановлении своего хозяйства, что, вернув родителям Теда, ослабил бдительность и допустил новое похищение.
Лишь теперь, после другой серьезной потери, он приказал своим людям седлать коней и отправился вместе с ними прочесывать окрестный лес и пастбище.
На следующее утро в замок прискакал Майкл Даннолт с эскортом, однако граф еще не вернулся, и новость об их приезде сообщила подруге Мэри-Клематис, с трудом ковылявшая по территории замка.
— Элли! Они здесь! — закричала она, и ее грудь бурно вздымалась от волнения. — Сэр Майкл и сопровождение… Невеста здесь!
Сердце у Элоизы остановилось.
Невеста здесь.
Подняв юбки, она бросилась к залу. Перед дверями стояла большая повозка, запряженная ослом, а по ступеням уже поднимались три фигуры в черных одеждах. Первым ее заметил Майкл, и монахини, проследив за его взглядом, повернулись к ней.
— Сестра Арчибальд! — Элоиза бросилась к старой монахине на шею, и та со смехом терпела ее пылкие излияния чувств. — Сестра Мэри-Монпелье! Сестра Розмари! — Обняв по очереди каждую из них, Элоиза огляделась. — Что вы тут делаете?
— Ну, дитя мое, ты же знаешь, что я всегда хотела совершить паломничество в Кентербери, — ответила сестра Арчибальд и потрепала ее по щеке. — Так вот наша добрая аббатиса, получив твой отчет, решила, что сейчас это очень удобно сделать, поскольку нам предоставили эскорт для нашей безопасности.
— Какая забота с ее стороны, — пробормотала Элоиза и снова огляделась. — А невеста его сиятельства — где она? Вы же привезли ее с собой?
— Давай поговорим об этом в более подходящем месте, — хладнокровно ответила старая монахиня, бросив взгляд на Майкла.
Наверное, она хотела сообщить ей нечто такое, что не предназначалось для чужих ушей, и Элоиза с растущим страхом повела сестер в восстановленную часовню. Однако там находился отец Бассет, который громко и с жаром возносил благодарственные молитвы за свое вновь обретенное святилище.
В конце концов они нашли уединение в одной из заново обставленных комнат.
— Что случилось? Где невеста графа? — выпалила Элоиза, едва за ними закрылась дверь. — Я послала аббатисе отчет с положительными оценками и рекомендацией прислать ему невесту.
— Да, да, моя дорогая. Твой отчет произвел большое впечатление на аббатису. Она поняла, что ты весьма обстоятельно изучила его характер, особенности и супружеские возможности. — Сестра Арчибальд подошла к ней и успокаивающе похлопала по руке. — Аббатиса действительно прислала ему невесту.
— Правда? И кто она? Где она? — спросила Элоиза, раздраженная загадочным поведением монахини.
Сестра Арчибальд повернулась к сестре Розмари, которая достала из-под своего облачения маленький деревянный ящик и протянула ей.
— Она здесь. — Сестра Арчибальд со спокойной улыбкой вручила его Элоизе.
Та открыла маленький замочек и, подняв крышку, увидела небольшой серебряный диск на ручке, похожей на щетку для волос. Но, перевернув его, она обнаружила, что с другой стороны это было зеркало из превосходно отполированного металла. Элоиза в замешательстве посмотрела на монахинь.
— Где же невеста? — Она снова заглянула в пустой ящик, затем под него, думая, что не заметила чего-то важного. — Это какая-то шутка? Я посылала за невестой… для графа, а вы привезли мне…
Она вдруг побледнела от мелькнувшего у нее подозрения, которое в следующий момент было подтверждено сестрой Арчибальд.
— Посмотри в зеркало, Элоиза, и ты увидишь невесту графа.
Зная, кого она там увидит, но все же надеясь, что произойдет чудо, Элоиза посмотрела. И увидела, разумеется, собственное лицо. Побледневшее от недоверия, с расширенными от ужаса глазами.
— Я?!
— Да, ты, девочка.
Ноги у Элоизы подкосились. Сестры тут же усадили ее на скамью под большим окном, и пока одна поддерживала ее, другая вытащила пузырек с нюхательной солью, чтобы привести ее в чувство.
— Но это же нелепо… это полный абсурд. Я — монахиня. Я ни за кого не могу выйти замуж.
— Ты — послушница, Элоиза. Ты еще не приняла обетов и не пожертвовала свою земную жизнь Господу, — наставительно произнесла Мэри-Монпелье.
— Но я — представительница монастыря, и я выполняю здесь служебные обязанности. Я приму свои обеты, когда вернусь… так мне говорила аббатиса.
— Конечно, для тебя это потрясение, я знаю. — Сестра Арчибальд села рядом с ней. — Но аббатиса провела три дня в молитвах, и ее ответ подсказан Господом. Ты выходишь замуж за графа. Это приказ аббатисы.
— Но я ведь монахиня. Почти. Я обещала свою душу, свое умение церкви и Господу. Давно уже решено, что мое призвание быть в монастыре. Правда, я не всегда являла собой образец послушания, но мои попытки усовершенствовать работу в конце концов приносили хорошие плоды. — Голос у Элоизы сорвался, и она умоляюще сжала узловатые руки сестры Арчибальд. — Я знаю, аббатиса убедится, насколько меня изменила работа в Уитморе. Я многому тут научилась и обещаю, что если мне позволят вернуться в монастырь…
— Элоиза, — прервала ее мольбы сестра Арчибальд и повернулась к монахиням. — Не могли бы вы ненадолго оставить нас, сестры? — Когда дверь закрылась, она высвободила руки и погладила Элоизу по щеке. — Выслушай меня, девочка. Решение принято, и тут ничего изменить нельзя. Если ты ценишь свою преданность нашему Ордену и нашему монастырю, ты обязана подчиниться решению аббатисы и выйти замуж за графа.
— Но я — монахиня, — в отчаянии повторила Элоиза, чувствуя, что ее мольба не находит отклика. — У меня не было намерений выходить замуж, я собиралась когда-нибудь стать аббатисой. Монастырь — вот мое настоящее место.
— Пойми, девочка, аббатиса никогда не позволит тебе принять обет, — грустно ответила сестра Арчибальд. — Ты слишком упряма, любознательна и беспокойна для монахини. Ты слишком живая, искренняя и порывистая, чтобы связать себя нашими старинными правилами. Твое место здесь, а не в монастыре, дитя мое. Теперь мы будем за тебя спокойны.
Ее жизнь с сестрами… ее учение, ее работа, ее мечты… порицания, которые следовали за ее попытками усовершенствовать некоторые монастырские работы, неодобрение на лицах сестер… Она думала, что это обычные трудности, выпадающие на долю послушниц. А вдруг это знак того, что в душе она не монахиня? Что она никак не связана с ними?