Подарок судьбы - Джо Беверли
У него изумленно округлились глаза. Мгновение он помолчал, потом рассмеялся:
– Милая леди, я вовсе не имею в виду женитьбу. Я хочу того же, чем насладился капитан Лаваль.
Силы небесные! У нее чуть ноги не подкосились. Она всегда боялась, что тот мерзавец будет хвастаться перед другими офицерами, хоть это и было бог весть когда…
– Не понимаю, о чем вы.
– Лаваль говорил, что ты горячая штучка, а теперь я и сам вижу. Граф провел здесь всего две ночи, а уже поймал тебя. Теперь моя очередь. Ты красотка: любого заведешь с пол-оборота, особенно когда на тебе это серое с белым платье, а волосы убраны под чепец…
Он подтолкнул ее к столу и, плотоядно облизнувшись, навалился на нее, пытаясь коленом развести бедра.
– Вы сошли с ума! – сдавленным шепотом возмутилась Сьюзен. – Немедленно отпустите меня!
– Простой вояка после графа тебя не устраивает? – Гиффорд навалился сильнее, кромка стола врезалась ей в спину.
– Прекратите, или я закричу! – прошептала Сьюзен, хоть и знала, что в таком случае придется рассказать Кону про Лаваля. Что делать?
– Не закричишь. Иначе твой братец, капитан Дрейк, окажется на виселице.
У нее перехватило дыхание. Он знает. Нет, скорее всего догадывается.
Она заставила себя посмотреть ему в глаза и изобразила крайнее удивление:
– Дэвид? Контрабандист? Да вы с ума сошли!
– Это вряд ли. Он сын Мела Клиста, а ты его дочь.
Он отступил на шаг и ослабил хватку, уверенный, что теперь она никуда не денется, а Сьюзен не знала, как поступить: убежать или дослушать, что еще ему известно.
– Я-то удивлялся, почему ты до сих пор не замужем! Ты ведь никакая не мисс Карслейк из помещичьего дома, а незаконнорожденная дочь контрабандиста и шлюхи и, судя по тому, что я слышал от Лаваля, недалеко ушла от своей мамаши.
– Что бы он там ни говорил, все это ложь. Лет пять назад он действительно пытался меня соблазнить, но получил от ворот поворот.
Она заметила тень сомнения в его взгляде и решила использовать свое преимущество.
– А о вас, лейтенант, я была лучшего мнения. Вот уж не думала, что вы можете поверить пьяной болтовне!
– Он не был пьян, а сказал это перед смертью. Мы с ним, оба раненые, лежали на одном матрасе в лазаретной палатке после битвы при Албуэре. Я выжил, а он умер. Мы разговаривали о доме, вот он и вспомнил о тебе: красивой, хорошо воспитанной леди, у которой мать, оказывается, была шлюхой, так что никаких выдумок.
Сьюзен не знала, что сказать, но испытала огромное облегчение, узнав, что Лаваля больше нет.
Но что делать с Гиффордом?
– Предлагаю сделку, мисс Карслейк: ваши прелести в обмен на мою лояльность к вашему брату.
Господь милосердный, а она еще считала Гиффорда порядочным!
– Мой брат – управляющий графа, – заявила она решительно, – а вы, сэр, мерзавец.
Он побледнел и пробормотал:
– Но ведь ты не станешь жаловаться графу?
– Боюсь, он решит, что я, как и вы, сошла с ума. Сомневаюсь, что и у вас хватит храбрости повторить ему свои слова.
– Значит, он все-таки твой любовник?
– Это не ваше дело, но я отвечу: нет. Я могу продолжить путь, лейтенант, или вы опять начнете меня лапать?
Гиффорд успел взять себя в руки и с ухмылкой заявил:
– Ровно через неделю, в полнолуние, когда контрабандисты сидят по домам и я могу провести время как хочу, приходи ко мне в каморку на постоялом дворе «Корона и якорь». Местные контрабандисты все пытаются меня подкупить. Если будешь меня ублажать, можешь считать, что они со мной в расчете.
От возмущения она не нашлась что ответить, и тут раздались шаги и вошел Кон.
Интересно, что он подумал, увидев эту картину? Лицо его оставалось непроницаемым.
Гиффорд поклонился и произнес сдавленным голосом, явно нервничая:
– Милорд.
Сьюзен едва не расхохоталась. Она все время забывала, что Кон – граф и обращаться к нему следует с должным почтением.
Она не сомневалась, что он сотрет лейтенанта в порошок, если она ему все расскажет, но, увы, это невозможно, иначе пришлось бы объяснять причину.
Коннот жестом приказал Гиффорду следовать за ним, а ей приказал холодным официальным тоном:
– Миссис Карслейк, распорядитесь, чтобы в библиотеку принесли прохладительные напитки.
Она, как и положено экономке, присела в реверансе:
– Да, ваша светлость.
* * *
Коннот повел Гиффорда через сад в библиотеку, а у самого руки так и чесались от желания хорошенько ему врезать. Гиффорд и Сьюзен? Проклятье! Зачем офицеру береговой охраны путаться с дочерью контрабандиста?
Может, он ничего о ней не знает? Что, если она поощряет его ухаживания? Но если это так, то она, видимо, больше не хочет стать владелицей поместья? Или, возможно, она все это делает, чтобы отвлечь его внимание от шайки Драконовой бухты?
Вспыхнувшая было надежда сразу погасла.
Конечно, ради шайки. Еще одна своеобразная жертва дракону.
* * *
Сьюзен передала распоряжение графа слугам и поспешила скрыться в своей комнате.
Что теперь делать? Надо бы предупредить Дэвида, но очень не хотелось говорить о попытке Гиффорда ее шантажировать. Дэвид всегда отличался здравомыслием, но ведь любому мужчине может изменить выдержка, если он узнает, что его сестру принуждают к сожительству! Это вполне может закончиться дуэлью, а то и просто убийством, что совсем плохо. Никто не поверит в чистую случайность, если на этом участке побережья найдут труп еще одного офицера береговой охраны. Сразу же введут войска, арестуют главаря местных контрабандистов, а уж причину, чтобы вздернуть его на виселицу, найдут. Кто же поверит, что лейтенант случайно сорвался со скалы?..
Угроза Гиффорда – пустой звук. Он не может арестовать Дэвида, нет доказательств, но следить теперь будет зорко и за ним, и за всем районом.
Сьюзен опустила руки и вздохнула. Ни Дэвиду, ни Конноту она ничего не могла сказать, иначе пришлось бы рассказать о Лавале. Из всех своих поступков, за которые ей было стыдно, эта история была самой отвратительной.
Ах, как бы ей хотелось, чтобы об этом никто не знал!
Но если Лаваль рассказал Гиффорду о ней перед смертью, то почему лейтенант напомнил об этом только сейчас? А может, он не только ей рассказал эту историю? Нет, это вряд ли, ведь тогда он не сможет ее шантажировать. А вдруг?..
Сьюзен почувствовала, как глаза защипало от слез, попыталась взять себя в руки, но слезы все равно прорвались. Она рухнула в кресло и дала им волю, стараясь лишь не всхлипывать слишком громко.
В конце