Мисс Совершенство - Лоретта Чейз
– Но вы действительно мне дороги. Если бы не… но мы не можем. Нам надо поговорить. Умоляю вас, не раздевайтесь: вы лишаете меня рассудка.
– Я всю жизнь поступала только так, как надо. Почему бы мне хоть раз не нарушить это правило?
– Ради бога, но в другой раз, не сейчас.
– Вы сказали, что скучали по мне, что без меня чувствовали себя несчастным, – напомнила Мирабель. – Когда вы вернетесь в Лондон, там будут другие женщины, и вы забудете обо мне. А у меня не будет никого. Я не хочу всю оставшуюся жизнь сожалеть о том, что упустила этот шанс. Разве вам не понятно? Мое время истекает.
Она перестала возиться с застежками и, ухватившись за столбик кровати, подняла правую ногу, расстегнула сапожок и, едва не потеряв равновесие, сняла его.
Он шагнул к кровати, намереваясь остановить ее, но она предупредила:
– Даже не думайте: я так нервничаю, что могу закричать.
Алистер отступил на шаг. Она нервничает. Похоже, от ее храбрости скоро не останется и следа, подумал он, моля Бога, чтобы это произошло раньше, чем исчезнет его решимость, до того, как он забудет о чести. Он должен притвориться. Это он умеет.
Он отошел, смахнул с кресла ее шляпку, сел и, сложив руки на коленях, заявил:
– Ладно. Раздевайтесь и лежите на постели голая, если желаете. Все это я видел раньше, и не раз. Как вы изволили заметить, в моей жизни были и будут другие женщины. Я меняю их как перчатки.
Он увидел, как в его сторону пролетел другой сапожок – к счастью, мягкий, а ковер толстый, так что приземлился он почти неслышно. Затем последовали подвязки.
Алистер уставился на носки своих сапог, когда что-то мягкое, невесомое опустилось ему на голову. Он схватил это и открыл глаза: чулок. Через мгновение у его ног приземлился и второй.
Он уставился на него, ероша волосы, и в это время что-то пронеслось мимо лица, а на его колено упали шелковые панталоны, но тут же соскользнули на пол.
Он хотел сделать вид, будто не заметил их, но это было выше его сил. Воображение тут же нарисовало ему светло-рыжие кудряшки в…
Ее огненные волосы рассыпались по плечам, платье сдвинулось набок, подол задран до бедер. Она развязывала тесемки нижней юбки. Когда увидел ее впервые, он обратил внимание на красивые икры и щиколотки, а теперь его поразили длинные стройные ноги, с родинкой под левым коленом.
– Мисс Олдридж, – едва промямлил Алистер. – Мирабель.
– Мне еще никогда не приходилось расстегивать платье изнутри, – сказала она. – Это нелегко, знаете ли.
Она спустила нижнюю юбку и, переступив через нее, взглянула на него.
– У вас очень красивые ноги, – заметил он. «Пожалуйста, прикройте их», – следовало бы добавить, но от этого ничего бы не изменилось.
Она взглянула на свои ноги:
– Да, действительно красивые: все остальное у меня тоже достойно внимания, – но никто этого не видит и никому это не нужно!
И тут он понял, в чем ее беда.
Она живет в этом захолустье с отцом, который преимущественно отсутствует – если не телом, то душой, – трудится от зари до зари, но никто не обращает на это внимания, никто не хвалит ее за достигнутые результаты, никто не восхищается ею, не флиртует с ней; некому сказать, что она хорошенькая, отдать должное ее остроумию, интеллекту, ее доброму и любящему сердцу.
Зачем заботиться об одежде или прическе, если никто ее не замечает?
– Я все вижу: вы красавица. Я отдал бы все на свете, чтобы заполучить вас. Но не могу, потому что не имею возможности на вас жениться.
– Разумеется! Вероятнее всего, вы построите свой проклятый канал, разрушите все, что мне дорого, и я возненавижу вас за это. А если вам не удастся его построить, то в этом буду виновата я, и тогда вы возненавидите меня. Сейчас мы любим друг друга, но это ненадолго, и если не заняться любовью сейчас, то этого не произойдет никогда. У вас будут другие возможности с другими женщинами. Я это знаю. А вот я едва ли встречу другого мужчину, к которому буду испытывать такие же сильные чувства, как к вам.
Она говорила спокойно и сдержанно, как о чем-то обыденном, но лицо ее то краснело, то бледнело, поза оставалась напряженной, руки все еще крепко сжимали подол приподнятой юбки. На глазах ее не было слез, губы не дрожали, но упрямо вздернутый подбородок говорил о решимости.
Алистер чувствовал себя последним мерзавцем из-за того, что ей приходится его упрашивать. Впрочем, он все равно будет чувствовать себя так же независимо от того, какое решение примет. Он удовлетворит их обоюдное желание, а с моральными проблемами разберется позднее. В конце концов, он уже не мальчик: знает, как можно доставить ей удовольствие, не обесчестив.
Они с Джудит Гилфорд не упускали ни одного случая, когда их оставляли вдвоем. У него было достаточно времени, чтобы лишить свою невесту девственности, да она и не старалась сохранить ее, но он контролировал себя. Может, это глупо, но у него была совесть.
Все это он говорил себе, снимая сюртук. Вслед за ним в сторону полетел жилет, потом галстук, который приземлился на ее панталоны.
Алистер услышал, как она глубоко вздохнула. Сам он дышал легко и свободно. «Успокоиться и не терять голову», – говорил он себе, стягивая сапоги, а потом перевел взгляд на женщину, стоявшую на кровати, и медленно прошелся вверх от пальчиков на ее ногах и изящных щиколоток, великолепной формы икр, очаровательной родинки у колена до нежной округлости бедер.
Взобравшись на кровать, он пополз к ней, опираясь на руки и колени, по покрывалу, на котором отпечатались следы ее сапожек.
Она замерла, все так же придерживая подол юбки. Приблизившись, он рассмотрел получше маленькое родимое пятнышко – оно имело форму перевернутого сердечка – и поцеловал его. Ноги у нее задрожали, и, обхватив за колени, он уложил ее.
Мирабель удивленно охнула, упав на подушки, и привлекла его к себе.
Алистер хотел быть нежным и осторожным, но это оказалось почти невозможно: он уподобился путнику, который долго бродил по пустыне и нечаянно наткнулся на оазис – свежий, чистый, прелестный.
Ее аромат был повсюду, от него кружилась голова. Он уткнулся лицом в ее накидку, и этот запах вызвал в памяти все, что не удавалось забыть: вкус ее губ, свежих, как утро, безыскусную страсть поцелуя, тепло тела, удары сердца, волосы, щекотавшие его подбородок.
И вот наконец она здесь, в его объятиях.
