Альбер Бланкэ - Война амазонок
В этой мучительной борьбе ему показалось, прошло десять веков. В изнеможении от бессильных стараний и отчаяния глаза его закрылись, чтобы не видеть ужасного конца; он впал в беспамятство.
Довольно долгое время несчастный юноша лежал неподвижно. Когда же опомнился, увидел, что лежит в зловонной луже, будто на дне колодца, где, показалось ему, копошились живые существа.
Он пощупал себе голову и плечо, где испытывал невыносимую боль. Тут он мог убедиться, что болотистая мягкая лужа спасла его при падении; только головой он ударился о камень. Не было смысла оставаться в этом положении, он принялся кричать и звать на помощь. Сначала голос звучал слабо, но мало-помалу он становился сильнее. Когда же постигло его страшное убеждение, что никто ему не ответит, он стал сотрясать своими криками подземные своды.
– А все же мне не суждено умереть в этой вонючей яме! – повторял он с мрачным отчаянием.
Он приподнялся и встал на ноги; яма была довольно глубока. Тщетно старался он проникнуть своими зоркими глазами сквозь окружавшую его темноту – неумолимая ночь не пропускала ни малейшего проблеска света. Он стал водить руками по мокрым стенам, преодолевая отвращение, которое внушали ему разные невидимые, но осязаемые гады, и подвергаясь опасности попасть в другую, еще более глубокую, яму: повсюду только камень – неумолимый, холодный камень.
Но вот на уровне воды в стене оказалась впадина, на край которой он мог встать ногами. Опять, ощупывая стенки, он дошел до выдававшегося места, откуда вытекал ручеек, наполнявший водой подземелье.
«Вероятно, – подумал он, – эта закраина есть начало или конец прохода, примыкающего к отверстию, откуда выход из подземелья».
Обеими руками вцепился он в край камня и, помогая себе коленями, вытягиваясь на кончиках пальцев, принимавших силу стальной пружины под влиянием ужаса, он вылез на углубление, которое считал спасительным для себя.
И он не ошибся: именно тут оказался узкий водопровод в два фута высоты. С ощущением радости Гонтран сел отдохнуть и собраться с силами. Но голова у него кружилась и от ран, еще свежих после битвы в гостинице «Красная Роза», и от недавних ушибов при падении в подземное болото. В глазах у него темнело, рассудок, казалось, покидал его.
Эта слабость нагнала на него такой страх, что он пополз на четвереньках по узкому водопроводу не хуже окружающих его гадов. Проползши не менее трехсот футов, он натолкнулся на железную решетку, а оттуда ни взад, ни вперед. Место за решеткой густо поросло терновником и другими дикими растениями, которые точно ширмами загородили слабый свет, пробивавшийся с воли.
С лихорадочным напряжением Гонтран просунул руки сквозь решетку и вырывал траву. О ужас! Как много времени прошло с тех пор, как он упал в эту могилу: он увидел животворящее светило на половине его лучезарного пути.
«Что теперь сталось с той несчастной, которая звала меня на помощь? Она погибла!» – думал он и в отчаянии сотрясал железную решетку.
Глава 21. Закваска для брожения
Безжалостная толпа, сокрушая театр Мондора, забыла часы беспечного веселья, некогда доставляемого ей Табареном; но вдруг пронесся слух, что коадъютор находится в гостях у аббата в приходе Святых Невинных.
Какой прекрасный случай показать ему свою восторженную приверженность и подтвердить негодование против бесстыдных куплетов, пропетых приверженцами Мазарини! После этого не худо будет махнуть в Вандомский отель и прокричать приветы герцогу Бофору.
Но пуще всего хотелось отыскать гнусного певца, чтоб положить труп очистительной жертвы к ногам народных кумиров. Потеряв всякую надежду отыскать жертву, все бросились в квартал рынков, чтоб увеличить свои силы ревностными помощниками.
Ренэ, сбросив с себя все признаки паяца, прежде всех добежал до фонтана и увидел неподалеку толпу носильщиков, при этом тотчас же заметил и матушку Мансо, с беспокойством глядевшую в ту сторону, откуда слышались крики.
Ему тотчас же пришло в голову, что Маргарита с Марией тоже была в толпе, и, угадывая, что должна была чувствовать мать все еще любимой им женщины, он бросился назад к Новому мосту. Ренэ добежал туда почти в то время, как Маргарита исчезла на улице Дофина.
– Одна! – воскликнул он. – Где же малютка?
Не чувствуя ног под собой, он помчался вслед за ней и, не встречая никаких препятствий, вскоре нагнал ее.
– Мою сестру украли! Беги, скажи матушке, что я вернусь только с Марией! – закричала она, высвобождаясь из его рук.
Он не смог удержать ее: с такою силой она оттолкнула его и понеслась в лабиринте переулков.
Через полчаса госпожа Мансо услыхала страшную весть и бросилась прямо на мужа, который в это время, предводительствуя носильщиками, подходил к церкви, увлекаемый толпами народа, бежавшего с Нового моста.
– Жак! Жак! – кричала она с такой силой, что вся толпа остановилась.
– Что случилось? – спросил Мансо, предчувствуя несчастье.
– Господи! – кричала она вне себя, отирая рукой пот, катившийся по лицу. – Господи! Как это у людей духу достает! Прежде Маргариту, а теперь Марию!
– Марию! – закричал Мансо. – Говори скорее, что такое?
– И нашу Марию украли!
Неподвижно стоял синдик, как пораженный громом, а жена перед ним повторяла все одно и то же.
– Мою крошку! – воскликнул он, приходя в себя и стараясь опереться на руки окружающих, потому что чувствовал, как ноги под ним подкашиваются.
– Это все делается по злому умыслу наших врагов, – кричала госпожа Мансо. – Мазарини знает, как мы любим нашего герцога Бофора и господина коадъютора, вот и наносит нам удар за ударом, пуще, чем кому другому.
– Так, так, это сущая правда, – вторили тут же толкавшиеся женщины.
– Но я хочу, я требую, чтобы мне возвратили мое дитя! – кричала она. – Мансо! Слышишь ли? Требую. Бежим скорее! Ренэ проводит нас!
Но синдик носильщиков не отвечал и, как ошеломленный, озирался по сторонам. Казалось, рассудок и жизнь готовы его покинуть.
– Жак! Что с тобою! – закричала жена.
– Мое дитя! Моя крошка! Пропала? Ее украли! Украли! Караул! Караул! – кричал он, не трогаясь с места.
– Слушай, Жак, клянусь тебе, я не останусь спокойной, пока не отыщу ее. Ангелочек мой! Крошечка моя! Но где же Маргарита?
– Она побежала искать Марию, – сказал Ренэ.
– Где Маргарита? – спросил Мансо с помешательством. – Ага! Маргарита! Я знаю, где она…
– Говори же, где она? – спросила жена, не обращая внимания на страшный вид и бессвязные слова своего мужа.
– Она в помойной яме с другими несчастными девушками нашего доброго города Парижа.
– Он с ума сошел! – сказал кто-то в толпе.
