Жаклин Монсиньи - Флорис. Флорис, любовь моя
А князь размышлял. Вступить в схватку? Да, конечно, но гарнизон Новгорода насчитывал несколько сотен человек. Бежать? Попробовать можно, но их тут же схватят. Солдаты подошли к своему командиру, а тот заорал:
— Пошевеливайтесь, дурни, выводите сани его милости графа Черковского на дорогу. Благородный граф спешит в Москву.
Ромодановский был так ошеломлен, что даже не поблагодарил. Капитан же, приняв молчание за недовольство, добавил:
— Прошу вашу милость не сердиться на этих ослов. Должен вам сказать по секрету, что несколько дней назад нас известили о бегстве опасных преступников из Петропавловской крепости. За голову каждого из них назначена награда в тысячу рублей. Впрочем, я думаю, их схватили в Петербурге, потому что других новостей мы не получали.
— Капитан, — промолвил Ромодановский с важностью, — я сообщу императрице, как только увижу ее, о вашей непоколебимой преданности.
— О, господин граф, неужели? — сказал капитан, и его глаза заблестели. — Заметьте, я сразу понял, с кем имею дело, ведь меня не проведешь, не то что этих олухов.
Князь взглянул на капитана с доброй улыбкой.
— Вы поразительно умны. Нашему семейству приятно сознавать, что Новгород охраняется таким человеком, как вы. Ваша интуиция вполне под стать вашей молодцеватой выправке.
Максимильена думала: «Ромо перегибает палку, этот толстый дурак поймет, что над ним издеваются».
Но капитан, раздувшись от гордости, самодовольно улыбнулся и произнес заискивающим тоном:
— Надеюсь, милые барышни не обиделись на меня. Я выполнял свой долг!
«Барышни» посмотрели на толстяка ласково, но с некоторым пренебрежением. Сани покатились вперед, а капитан, кланяясь, провожал доброго графа Черковского и его свиту — слава Богу, никто не держал на него зла за несправедливые подозрения! Вернувшись вместе с солдатами в караулку, он наставительно сказал:
— Берите с меня пример, олухи. Пора бы уж вам научиться отличать беглых преступников от знатных господ.
А в санях царило ликование. Впервые за все время беглецы поверили в близость спасения. Элиза, молитвенно сложив руки, благодарила небеса, а Федор подмигивал всем своим единственным глазом:
— Клянусь святым Георгием, наши барчуки обдурили бы самого дьявола!
Максимильена ощущала горделивое волнение, а Ромодановский, глядя на детей, думал: «До каких же вершин они доберутся, если Господь и Петр Великий сохранят им жизнь!»
Было уже совсем темно, когда они в очередной раз сменили лошадей. Небо было ясное, путь освещала луна, и князь решил не останавливаться на ночь — если они доберутся утром до Твери, то окажутся всего лишь в ста семидесяти верстах от Москвы.
— Но, Ромо, — попыталась возразить Максимильена, — на нас могут опять напасть волки.
— Нет, барыня, Поляк мне сказал, что нынче бурана уже не будет. Нам нечего бояться, — вмешалась Хромуша.
Ромодановский был встревожен.
— Надо ехать, Максимильена. Возможно, этот тупица-капитан уже завтра получит новое послание из Петербурга. Он поймет, что его надули, и бросится в погоню со всем новгородским гарнизоном.
Вздохнув, беглецы расселись по саням: им удалось лишь немного согреться и слегка передохнуть. Всю ночь и следующий день они мчались вперед без всяких приключений. Сменные лошади поджидали их через каждые тридцать — сорок верст, так что сани летели с бешеной скоростью. Несчастные путники уже не замечали усталости, почти впав в оцепенение. Даже меховые покрывала не спасали от холода, а на руках, невзирая на пуховые перчатки, появились отвратительные волдыри.
Вечером следующего дня вдали показалась Тверь. Беглецы находились на Валдайской возвышенности. Надо было решить, какую дорогу выбрать. Они могли двигаться по замерзшей реке, но в этом месте Волга делала громадный полукруг, и им пришлось бы перебираться по озеру Овсий луг. Ромодановский сразу вспомнил о волках, для которых они стали бы на озере легкой добычей. Тогда было решено сменить лошадей в Твери. Князь подхлестнул лошадей, и сани двинулись по направлению к городу. Внезапно справа появился ворон и с карканьем пролетел прямо перед упряжкой. Федор, Марина и Бутурлин перекрестились. На Украине ворон, пересекший путь, считается вестником неминуемой беды. Ромодановский воскликнул:
— Сдурели вы, что ли? Неужели верите в эту ерунду?
— Ваша милость, — возразил Федор, — это дурной знак.
— Ворон пролетел как раз над моей головой, — мрачно сказал Бутурлин, а потом добавил: — Ну, делать нечего. От судьбы не убежишь!
20
Это происшествие взволновало беглецов. Максимильена крепче прижала к себе сыновей. В Твери все выглядело спокойным. Жители уже заперлись на ночь в своих теплых домах. У городских ворот не видно ни гвардейцев, ни солдат. Эта безмятежность должна была бы приободрить путников, но они, напротив, встревожились. Флорис, нагнувшись к брату, еле слышно произнес:
— Адриан, мне кажется, за нами наблюдают.
Князь услышал слова мальчика и мысленно выругал себя, подумав:
«Надо было спуститься к Волге, это спокойствие мне не нравится».
Они проехали через весь город, застроенный в основном деревянными домишками, и добрались наконец до последней избы справа. Это оказался жалкий кабак с помпезным названием «Солнце Твери». Ромодановский сделал знак Бутурлину, и тот, спрыгнув с саней, трижды постучал в дверь условленным стуком. На пороге возник рябой человек с бегающими глазками. Бутурлин тихонько сказал:
— Украина и Романов.
Хозяин кабака поклонился до земли и жестом пригласил всех войти. В кабаке никого не было.
— Эй, Нина, иди скорей сюда, помоги раздеться благородным господам!
Князь недоверчиво оглядывал слишком угодливого мужика.
— Как тебя зовут?
— Арашев, ваш покорный слуга.
— Приготовь для нас лошадей, по четыре в каждую упряжку. Мы отдохнем немного и в середине ночи отправимся в путь.
— Ваша милость, все уже готово, — ответил Арашев. — Вы вполне можете доверять мне, я служил под началом гетмана Саратова и предан ему всей душой.
В словах бывшего казака прозвучала такая обида, что Ромодановский упрекнул себя, за излишнюю подозрительность.
«Экая глупость, — подумал он, — я тревожусь, как женщина, и повсюду вижу врагов. А все Федор с Бутурлиным! Нашли время толковать о дурных предзнаменованиях!»
Флорис с Адрианом так устали, что заснули, не поужинав. Максимильена, с нежностью посмотрев на них, стала есть дымящийся борщ вместе с остальными путниками.
В избе Арашева было очень тесно, и беглецы улеглись на полу, закрывшись меховыми покрывалами, принесенными из саней. Прошло два часа; все спали, когда Флорис проснулся от голода. Он взглянул на сопевшего рядом брата, на мгновение заколебался, а потом решил, что пуститься на розыски чего-нибудь съестного лучше вдвоем — и толкнул в бок Адриана. Тот рывком сел.
