Майя Родейл - Сладкое поражение
Чего ей действительно хотелось, так это нарисовать портрет человека, сидевшего напротив. Она открыла дорожную сумку, в которой лежали запасное платье, рубашка, рекомендательное письмо, деньги, которые смогла ей выделить настоятельница, альбом и карандаши. Она быстро пролистала страницы со старыми рисунками, не позволяя себе взглянуть на них, и начала рисовать. Сначала она сделала набросок его лица: переносицу, глаза, волосы. Нижняя часть лица была скрыта газетой. Анджела продолжала рисовать даже тогда, когда они выехали на очень ухабистый участок дороги. В результате сильного толчка сестры повалились друг на друга, кто-то выругался, кто-то ударился головой, а альбом Анджелы, взлетев, упал на колени мужчины, которого она рисовала. Взяв его, он, не спросив разрешения, начал рассматривать рисунки.
— Извините, сэр, — сказала она. Он никак не среагировал.
— Я хотела бы, чтобы мне вернули мою собственность, сэр, — сказала она нарочно громко. Все пассажиры насторожились.
— Это рисовали вы? — спросил он.
— Ну конечно, — резко ответила она.
— Очень неплохо.
— Если это комплимент, то должна вас поблагодарить, — заметила Анджела. Она знала, что ее рисунки действительно хороши, но ее благодарность прозвучала с некоторой долей иронии, поскольку она не давала разрешения смотреть свой альбом.
Теперь уже мужчина довольно бесцеремонно разглядывал ее с головы до пят. И вдруг Анджеле стало стыдно за свое старое, поношенное серое платье и за маленькую дорожную сумку, в которой умещались все ее пожитки. Невозможно было представить себе, о чем мог подумать этот джентльмен.
— Я нанимаю вас, — неожиданно произнес он хрипловатым голосом.
— Простите, но я не товар на продажу!
Он рассмеялся. Его смех был низким и раскатистым.
— В качестве рисовальщика, мисс. Мне нужен иллюстратор, и я думаю, что вы мне подойдете.
Сначала она испытала облегчение, что он не принял ее за проститутку. А затем она просто потеряла дар речи.
— Найджел Хейвен, издатель лондонского еженедельника «Лондон уикли», — представился он и протянул ей руку.
Она пожала ее, но не представилась. Она не знала, что это за издание, ей совсем не хотелось стать сотрудницей какой-нибудь непотребной газетенки.
— Возьмите мой адрес. Зайдите в редакцию, и мы обсудим условия вашей работы.
— Я пока не дала согласия, — сказала она.
Вообще женщины ее круга, как правило, не работают. И, тем более в каких-нибудь сомнительных изданиях. Хотя ее положение было в такой степени неопределенным, что если ее не примет тетушка, она согласится рисовать что угодно и, для кого угодно, лишь бы это давало возможность выживать, иметь еду и крышу над головой. Анджела взяла адрес.
— Отлично, мисс, отлично.
Он вернул ей альбом, затем вновь погрузился в чтение газеты и уже до самого Лондона не обращал на нее никакого внимания.
Совсем скоро Анджела стояла в холле особняка леди Палмерстон, ожидая, пока ее примет тетушка. Но захочет ли тетушка ее видеть? Анджела очень надеялась быть приглашенной хотя бы на чашку чаю, чтобы немного отдохнуть и привести себя в порядок. У нее с самого утра маковой росинки во рту не было.
Она пыталась представить, что будет делать, если вдруг тетушки нет дома. Наконец дворецкий, мужчина неопределенного возраста с каменным лицом, жестом пригласил ее следовать за ним.
Гостиная подавляла своим великолепием. Правда, создавалось впечатление, что в комнате всего слишком много. Стены были оклеены светло-зелеными обоями, рисунок которых Анджела не могла различить, потому что в основном они были закрыты картинами в богатых резных рамах. Над камином висел большой портрет мужчины — очевидно, это был ее покойный дядя, лорд Палмерстон. Анджела сразу уловила явное сходство с ее матерью, его сестрой: темные волосы и почти черные глаза. Анджела больше походила на своего отца и сейчас немного пожалела об этом.
Тетушка все не появлялась, и Анджела продолжала рассматривать гостиную. У дальней стены стоял стол, уставленный множеством хрупких статуэток. В центре расположились два диванчика, обитые темно-зеленой парчовой тканью. Между ними — столик с чайным подносом. Возле камина — кресло с обивкой в тон диванчикам. Рядом — еще один столик, заваленный газетами. Два высоких двустворчатых окна выходили на улицу.
И вот, наконец, вошла ее тетушка, леди Палмерстон. Ей, вероятно, было за сорок, но лишь мудрые глаза и манера держаться выдавали ее возраст. Черты лица резковатые, но не мужеподобные. Светлые волосы подобраны назад и уложены в довольно замысловатую прическу. Она была в ярко-малиновом платье, незатейливый покрой которого, очевидно, соответствовал самой последней моде. Золотая брошь с рубином и тонкая золотая цепочка удачно дополняли ее изысканный наряд.
Анджеле ее родственница показалась восхитительной. Она выглядела так элегантно и держалась с таким достоинством, что Анджеле очень захотелось стать похожей на нее. Но в тот момент она с особой остротой осознала, насколько сер и непригляден ее собственный вид.
— Анджела Салливан, — произнесла леди Палмерстон, словно констатируя для себя этот факт. — Я ждала тебя. Присаживайся и выпей чаю.
Она указала на поднос. Анджела села и с радостью налила себе чашку, гадая, что же этой женщине о ней известно.
— Наверное, вам написала леди Бэмфорд. У меня в саквояже еще есть рекомендательное письмо от нее.
— Нет, я ожидала твоего появления у себя… — Леди Палмерстон немного помолчала и добавила: — Вот уже шесть лет.
— Простите?
Почему она ждала ее эти шесть лет? Ведь шесть лет назад ее репутация была погублена.
— Твоя мать писала мне о том, что произошло с тобой. Так, значит, ты предпочла жизнь в монастыре? Интересный выбор.
— Тогда я не думала, что у меня есть выбор, — пояснила Анджела.
— Тем не менее, в конце концов, ты образумилась.
— Это с какой стороны посмотреть. Возможно, напротив, потеряла остатки здравого смысла.
— Ха! Такое со всеми иногда случается. — Она улыбнулась, в ее глазах мелькнула легкая тень грусти, но потом ее лицо опять стало серьезным. — Ты, конечно же, останешься здесь.
— Мне не хотелось бы причинять неудобства…
— Чепуха. У меня достаточно большой дом, а тебе, как я понимаю, идти больше некуда.
— Но расходы…
— О таких вещах в приличном обществе не говорят, — решительно прервала ее тетя. — Даже не думай об этом.
— Извините, но я так долго жила в монастыре, что совершенно отвыкла от мирской жизни.
— Да, похоже, — согласилась леди Палмерстон, оглядывая ее простенькое серое платьице. — Поход к модистке совершенно необходим. В таком наряде я не могу представить тебя свету.
