Лора Бекитт - Прощения не ждут
Хотя Эвиан проснулась рано, ей показалось, что она никогда еще так хорошо не спала. На вершинах гор лежал белоснежный туман, а сами они напоминали средневековые замки. В лесу было тихо. Прошлогоднюю траву покрывали белые кристаллики инея, которые вскоре растопит солнце, уже позолотившее верхушки елей. Хотя зима отчаянно боролась с весной, ее время прошло.
Оттого что в воздухе не было ни малейшего ветерка, дым от разведенного Заной костра поднимался вверх прямой струей. Старуха заварила в котелке какие-то травы. Эвиан подумала, что напиток будет горьким, но он отдавал приятной кислинкой и свежестью.
Едва она успела пригубить напиток, как Зана привстала со своих шкур и понюхала воздух.
— Что? — встрепенулась Эвиан.
— Говорят, волк способен учуять запах стали капкана, а красная белка распознает отравленную приманку с нескольких шагов, — пробормотала Зана.
Молодая женщина все поняла.
— Сюда едет Иверс!
Она вскочила, намереваясь броситься в лес, но индианка схватила ее за руку.
— Тебе некуда бежать! Не бойся. Иди в хижину. А главное запомни: все, что я скажу, я скажу лишь для него! Ты будешь вправе сама распорядиться тем, что имеешь.
Соскочив с коня, Джозеф Иверс бросился к хижине, на ходу расшвыривая какие-то предметы. Его лицо выглядело спокойным, глаза смотрели настороженно и зорко, и вместе с тем он вел себя, как безумный. Сокрушил деревянные рамки, на которые Зана натягивала шкуры, а потом в ярости подступился к ней самой.
— Ты снова ее укрываешь?!
— Я не имею привычки прогонять тех, кто пришел ко мне в гости, — сухо произнесла старуха.
— Где она?
Эвиан появилась на пороге хижины. Ее лицо было бледным, почти восковым, под глазами лежали тени, а тонкие руки были перевиты голубыми венами. Она стояла перед ним в одном платье, и Иверс наконец заметил то, что должен был увидеть уже давно.
— Ты!.. — он схватил ее за запястье и притянул к себе. — Так ты еще и…
Его лицо оказалось очень близко, но Эвиан даже не вздрогнула.
Джозеф занес ногу, намереваясь нанести удар в живот своей жены, но между ним и женщиной встала Зана.
По сравнению с Иверсом и даже с Эвиан она казалась удивительно маленькой, но от нее исходила странная сила.
— Ты хочешь уничтожить свою собственную плоть?
— Она не моя!
— Разве я когда-нибудь обманывала тебя?
Его лицо исказилось.
— Все предсказанное тобой обернулось полным дерьмом!
— Я могу рассказать людям о том, что случится в их жизни, но я не в силах угадать, принесут ли эти события счастье или несчастье. Ты хотел эту девушку и получил. Ты желал иметь сына, и у тебя будет сын. Просто ты слишком много грешил, Джо, потому река твоей жизни не может быть светлой и чистой.
— С каких это пор ты заговорила о грехе!
— Для меня не существует греха, — невозмутимо ответила индианка, — но ведь именно так говорит ваш Бог.
Джозеф забрал Эвиан на ранчо, не сказав ей ни слова и не причинив физического вреда. Хотя она не стала пользоваться большей свободой, но что-то словно отпустило ее внутри, она получила силы для нового ожидания.
Иногда она видела в окно Надин, на губах которой играла легкая улыбка, а лицо выражало, на первый взгляд, скрытую, а на самом деле хорошо заметную радость. Казалось, молодая женщина прислушивается к чему-то, чего другим ощутить не дано.
С ней самой все было совсем не так, потому, когда однажды Надин подняла голову и встретилась с ней глазами, Эвиан быстро задернула занавеску.
В начале весны приехал мистер Уиллис, владелец ранчо «Синяя гора». Он был рад, что в его владениях все в порядке, и несказанно удивился произошедшим переменам. С уважением пожал руку Арни и долго беседовал с Джозефом Иверсом.
А потом наступило время, которого ждали все, время клеймения молодого скота.
На самом деле в этой привычной для ковбоев работе не было ничего веселого. В воздухе разносился запах паленой шерсти и кожи, раздавалось хриплое мычание бычков, и слышалась беспощадная ругань мужчин.
Не так-то просто было накинуть лассо на брыкавшихся животных и подтащить их к костру, где ждал кузнец с раскаленным железным клеймом. Надо было повалить животных, прижать их к земле, связать им ноги да еще и удерживать на месте, пока ставилось тавро и делались надрезы на ушах. После телят наконец отпускали к маткам.
Когда эта, длившаяся не один день работа была закончена, обычно организовывался большой праздник с горой лепешек и мяса и хорошей выпивкой. Именно его и ждали ковбои. Следующее гуляние могло состояться не раньше осени, когда трехлетних бычков перегоняли на железную дорогу для продажи.
Как правило, богатые члены Ассоциации скотоводов Вайоминга отмечали этот праздник в Шайенне, где устраивались балы, вместе с деловыми партнерами, друзьями и супругами. Джозеф Иверс редко брал свою первую жену с собой, предпочитая держать ее на ранчо: куда приятнее было заигрывать с другими дамами и развлекаться со шлюхами.
Он мечтал щегольнуть, показав приятелям вторую, но она ненавидела его и вела себя как дикарка. Дочь он до поры до времени воспитывал в строгости, а сейчас она (как, впрочем, и Эвиан) была беременна и не могла никуда ехать. Арни, насколько знал Джозеф, предпочтет остаться с Надин, к тому же кто-то должен был присматривать за ковбоями, чтобы они не перепились, не рассорились и не перестреляли друг друга. Потому Иверс отправился в Шайенн без зятя, в компании соседа.
Его отъезду радовались многие, в том числе и Надин. Воспользовавшись случаем, она попросила человека, присматривавшего за комнатой Эвиан, открыть дверь. Надин решила сама принести мачехе праздничное угощение.
То не была попытка примирения. Это можно было расценивать как сочувствие и подспудную тягу женщины к женщине, находящейся в таком же положении.
Надин ничего не сказала мужу, просто поставила на поднос тарелку с бобами в щедро приправленном пряностями соусе и другую, с кусками сочной, поджаристой говядины, и понесла в комнату мачехи.
Эвиан сидела на стуле. Создавалось впечатление, что она часами проводит время именно так: не спит и не ест, не двигается, а просто смотрит на что-то, видимое лишь ей одной.
— Сегодня праздник, — помолвила Надин с ощущением, будто обращается к пустоте, — и я принесла тебе угощение.
— По приказу твоего отца? — проговорила Эвиан.
Она вложила в последние слова все отвращение, на какое была способна, и Надин это почувствовала.
— Отец уехал в Шайенн. Я рада этому так же, как и ты.
Эвиан скривила губы.
— Не думаю, что у нас с тобой может быть что-то общее.
