Барбара Картленд - Райский остров
Гитруда вышла, а Роксана вдруг обнаружила, что смотрит на черты лица графа, проступающие из куска древесины, и они расплываются перед ее глазами, на которые вдруг набежали слезы.
«Неужели тот поцелуй так мало для него значил?» — в отчаянии спрашивала она себя уже в который раз.
Для нее самой это было как небесный свет, вдруг пролившийся на нее, восторг, который поднял ее душу к небесам; все дело было в нем, в графе, и Роксана подумала, что уже никогда не сможет испытать ничего подобного, пережить такой восторг и такое счастье!
Она не могла больше работать из-за слез, заливающих ее глаза. Роксана отложила в сторону резец.
Она знала, что ее никто не может увидеть, поэтому, не стесняясь, обняла руками деревянную голову и прижалась щекой к отполированной поверхности дерева, казавшейся такой же теплой и гладкой, как настоящая человеческая кожа.
— Я люблю тебя… — прошептала она еле слышно, прерывающимся от рыдания голосом. — Я так люблю тебя, но я больше этого не вынесу… я не могу больше так страдать… я просто умру! Боже, помоги мне вынести эту боль!
Слезы, сбегая с ее щек, капали прямо на лицо деревянной незаконченной скульптуры.
И когда Роксана вдруг почувствовала, что не одна находится в комнате, она подняла глаза и увидела самого графа, стоящего возле нее!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В первое мгновение они оба застыли, словно превратившись в каменные изваяния, говорили лишь их глаза, в которых отразились все бушевавшие у них в душах чувства…
А затем, едва слышно вскрикнув, словно ребенок, вдруг обнаруживший спасительное укрытие от страшной опасности, Роксана бросилась в объятия графа, которые он раскрыл для нее.
Сначала он просто держал ее, прижимая к себе, потом поцеловал сначала в губы, затем в мокрые припухшие глаза, а потом принялся целовать, с жадностью и нежностью, ее залитые слезами щеки и снова губы, словно был не в силах оторваться от нее.
Ей показалось, что ее молитва услышана и небеса сжалились над ней, вернув ей все, что она потеряла и без чего не могла жить. Наверное, так чувствуют себя души, попавшие в рай после долгих страданий, думала она, едва переводя дух от охватившего ее восторга.
А граф продолжал целовать ее, и она уже больше ни о чем не могла думать, только чувствовать прежний восторг от того, что он здесь, рядом, что все теперь изменится, что она больше не будет так одинока и несчастна, как все эти долгие дни и ночи после своего бегства, и что теперь она снова станет его частью, как и тогда, после их первого поцелуя.
Наконец он оторвался от ее губ и, подняв голову, взглянул ей в лицо, такое прекрасное, каким он прежде еще никогда его не видел. Ее глаза светились любовью и счастьем, длинные ресницы были мокрыми от слез, прелестные губы дрожали, но не от страха, а от изумления перед страстью и нежностью его поцелуев. Как она была хороша в эти мгновения!
— Я… люблю тебя! — прошептала она и сама не узнала свой голос, который, как ей показалось, звучал откуда-то издалека.
— Как же ты могла бросить меня? Как ты могла уехать, сбежать? — спрашивал он, пытаясь справиться с дрожащим от волнения голосом. — Я чуть с ума не сошел, потерял голову от ужаса, вообразив, что я никогда тебя больше не увижу!
Она едва слышно вздохнула, чувствуя себя невыразимо счастливой.
И тогда он снова принялся покрывать нежными и страстными поцелуями ее щеки, глаза, губы, волосы, шею… Он продолжал прижимать ее к себе все сильнее и сильнее, словно боялся, что может снова потерять в любую минуту. Он сжимал свои объятия, пока их тела, казалось, не слились в одно тело и души не стали единой душой.
Наконец, когда стало казаться, что не в силах человеческих вынести это напряжение чувств, охвативших их, он спросил прерывающимся от бурного дыхания голосом:
— Но я все-таки нашел тебя, моя любимая, и клянусь, что теперь я больше никогда тебя не потеряю. Скажи, как скоро ты выйдешь за меня замуж?
Он увидел, как в ее глазах вспыхнул удивительный свет, сделавший его любимую невыразимо прекрасной.
Она положила голову ему на плечо и сказала:
— А что… скажут твои голландцы? Как ты смог… уехать от них… без их ведома?
Внезапно страшная мысль пронзила ее, и прежний страх за Карела с новой силой вспыхнул в ее мозгу.
— Их нет… с тобой? Ты не… пришел для того, чтобы… забрать нас назад? Ты не с ними заодно?
— Ну, разумеется, нет! — успокаивающе ответил граф. — Неужели ты и в самом деле могла подумать, что я мог вот так прийти, чтобы забрать вас назад? Это было очень мудро с твоей стороны, любовь моя, что ты решила бежать. Но все же я бы хотел, чтобы ты больше доверяла мне.
— Как ты нашел меня? Как узнал, что я здесь?
Вопросы сами собой срывались с ее губ, и он, прежде чем ответить, поцеловал ее в лоб.
— Это долгая история. Может быть, мы пойдем и сядем где-нибудь, чтобы было удобнее? Сейчас так жарко, и я бы не отказался, если бы Гитруда предложила мне один из своих удивительно вкусных холодных напитков.
Роксана выскользнула из его объятий и взяла его за руку, как в ту ночь, когда они возвращались по темному лесу после магического танца.
При этом она улыбнулась ему такой милой, такой светящейся от счастья улыбкой, что граф почувствовал, как все в нем переворачивается от щемящего чувства нежности.
«Нигде и никогда больше, — говорил он себе, — не может существовать женщина столь прелестная, столь изысканная в каждом своем проявлении, будь то слово, или движение, или такая вот улыбка!»
Они перешли в соседнее бали, очень похожее на то, которое Роксана использовала в качестве гостиной в своем прежнем доме, на севере, за исключением того, что здесь было заметно меньше мебели.
Наиболее удобным местом для сидения была обычная в таких жилищах кровать, покрытая красивым вышитым покрывалом из тяжелого шелка.
Роксана на минуту оставила графа, и тот услышал, как она окликает Гитруду звенящим от счастья и волнения голосом.
Через несколько минут она вернулась в гостиную.
Когда она вошла, то на мгновение остановилась, глядя на него, словно все еще не веря своим глазам, а потом с радостным возгласом бросилась к нему со словами:
— Это и в самом деле ты! Ты здесь! Неужели я и вправду вижу тебя не во сне и не в мечтах? Это… не сон!
— А ты часто видела меня во сне? — спросил он ее дрогнувшим от переполнявших его чувств голосом.
— Каждую ночь… а когда я не спала, я продолжала думать о тебе и…
— И плакала обо мне?
— Я очень старалась… не плакать.
— Я должен искупить свою вину за каждую пролитую тобой слезинку, — сказал он, снова целуя ее глаза.
