Барбара Картленд - Райский остров

Барбара Картленд

Райский остров

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1892 год

Граф Виктор Ван Хаан угрюмо смотрел на искрящиеся водой рисовые поля, покрытые лесами горные вершины и веерные листья кокосовых пальм, бросающих вокруг себя узорчатые тени.

Здесь всюду была зелень: сочная зелень полей, изумительные склоны холмов и просторы долин. Даже цветущий жасмин и тот, казалось, потерял удивительным образом свою прекрасную изысканную белизну среди окружающей их зелени.

Сойдя на берег с парохода, путь на котором до Бали, по его мнению, занял чрезмерно долгое время, граф подумал, что отправлять его в эту ссылку, пусть и в столь прекрасную страну, было слишком жестоко.

И хотя, возможно, это продлится не так уж долго, с учетом нескольких месяцев пути — меньше года, это действительно была самая настоящая ссылка, доставившая ему минуты унижения, задевшая его чувство собственного достоинства.

Когда королева Даугер послала за ним, он отправился во дворец, ожидая, что ему предложат, как обычно, исполнять обязанности придворного или принять от ее имени каких-либо знатных гостей Голландии.

Королева время от времени обращалась к нему с подобными просьбами в прошлом, учитывая, что его обаяние, дипломатические таланты и знание света были особенно полезны в то время, когда в Нидерландах отсутствовал король, на которого обычно возлагались подобные обязанности.

Впрочем, он говорил себе, что королева Даугер злоупотребляет его временем в последние несколько месяцев и что на этот раз он не позволит вовлечь себя во что-либо, не имеющее для него собственного интереса.

Слишком часто ему приходилось терпеть общество невероятно скучных и напыщенных государственных деятелей, а бесконечно длящиеся банкеты и нескончаемые собрания он находил просто невыносимыми.

Было вполне понятно, что граф, который прослыл самым привлекательным мужчиной в Голландии и который приходился двоюродным кузеном королеве Даугер, был при дворе на особом счету.

После смерти короля Вильгельма Третьего в 1890 году принцесса Вильгельмина в десять лет стала королевой.

Ее мать, вдовствующая королева, была назначена регентшей при малолетней дочери, и теперь, два года спустя, Вильгельмина, разумеется, преимущественно проводила время в классной комнате.

Граф всегда пользовался особой любовью своей кузины и был готов предложить ей свою преданность и уважение.

А также, когда это его устраивало, он был готов охотно сопровождать ее и исполнять многочисленные обязанности, но лишь до тех пор, пока они не входили в противоречие с его собственными планами.

Неудивительно, что к тому времени, как он достиг тридцати лет, граф стал весьма самоуверен и эгоистичен, сознавая свое положение и влияние при дворе.

Он был не просто невероятно красив, но обладал яркой индивидуальностью, которая не могла оставить равнодушным никого, кто появлялся при скучном, отупевшем, скованном традициями Голландском дворе. Возможно, все дело было в том, что сам граф был лишь наполовину голландцем.

Его отец, граф Ван Хаан, был главой одной из самых уважаемых и славных фамилий в стране.

История Ван Хаанов была также и историей всех Нидерландов, и трудно было назвать какое-либо значительное историческое событие, в котором принимала участие Голландия и где Ван Хааны не играли бы более или менее заметной роли.

Однако мать графа была француженкой, дочерью герцога де Бриака. Она была не только красива, но славилась своим умом и веселым нравом, и была persona grata во всех интеллектуальных салонах Парижа, которым покровительствовали весьма влиятельные лица в государстве.

Нетрудно было предсказать, что в результате брака таких незаурядных личностей, как граф Хендрик Ван Хаан и Мадлен де Бриак, в их потомках непременно должны проявиться черты их исключительности.

Их сын Виктор, без сомнения, оправдал эти ожидания и, кроме того, после смерти отца унаследовал огромное состояние, соперничать с которым могла только Корона.

Проходя по роскошно убранным покоям дворца в апартаменты королевы Даугер, он в который уже раз подумал, что здесь давно необходимо все переделать.

Во дворце хранились многочисленные произведения искусства, ценность которых, особенно картин, трудно было даже оценить, но все это было размещено без всякого вкуса и системы.

Сама королева Даугер и те, кто служил ей, были вполне удовлетворены тем, что их окружало, и, по-видимому, даже не собирались что-либо менять, но у графа каждое посещение дворца вызывало желание все переделать по своему усмотрению.

Лакей в великолепной ливрее открыл двери в личные покои королевы, и граф вошел, обнаружив, как он, впрочем, и ожидал, королеву одну.

Склонившись, как этого требовал этикет, над ее рукой, он уловил восхищенный блеск ее глаз.

Это было выражение, которое граф постоянно встречал в глазах и улыбках всех женщин, молодых и старых, когда они смотрели на него. Если же этого почему-либо не происходило, он всегда с большим удивлением задавался вопросом, в чем причина столь необычного поведения.

Впрочем, восхищение, без сомнения, присутствующее во взгляде королевы, вскоре сменилось тревогой.

— Я послала за вами, Виктор, — сказала она своим тихим голосом, — чтобы сообщить вам, что случилось нечто весьма серьезное, и я бы хотела, чтобы вы узнали это раньше от меня, чем от кого бы то ни было другого.

— Что же такое могло произойти? — спросил граф.

При этом он с беспокойством подумал, не стало ли королеве известно о его участии в одной злосчастной вечеринке две ночи тому назад.

На протяжении всего инцидента графа не покидала уверенность, что поведение его гостей, без сомнения, вызовет громкий скандал, если на следующий день кто-нибудь проговорится. Но мужчины, даже голландцы, обычно допускают некоторые вольности с особами, которые принадлежат к театральному миру, что же в таком случае говорить о легкомысленных темпераментных французах?

Он полагал, что вряд ли королеве в точности сообщили все подробности этого прискорбного происшествия, хотя никогда нельзя быть уверенным в том, что именно злорадные недоброжелатели могут нашептать ей на ухо и какие из рассказанных ей историй она посчитает целесообразным оставить у себя в памяти.

— Что так расстроило вас, Ваше Величество? — спросил он. — Если это касается меня, я могу лишь выразить мои глубокие сожаления, что вас могли побеспокоить по столь ничтожному поводу.

Он всегда обращался к королеве весьма церемонно, зная, что она предпочитает, чтобы он не афишировал их родственные связи.