Жюльетта Бенцони - Графиня тьмы
Роза Сюркуф, ныне из осторожности опустившая вторую часть своей фамилии — де Буагри, конечно же, знала о том, что дочка старой подруги, чье неудачное замужество заставляло ее искренне печалиться, снова в этих краях, но она не решалась дать о себе знать девушке, о которой в городе ходили разные слухи. Злые языки особенно упирали на то, что у нее было «много приключений». Встретив ее случайно как-то утром на рыбном рынке, Жуан уговорил Розу зайти в гости к Лауре и сам рассказал подробно обо всех «приключениях», выпавших на долю молодой женщины. И хоть мадам Сюркуф была кроткой женщиной, но она обладала отзывчивым и чувствительным сердцем. Словом, она пришла, увидела Лауру и была покорена ее очарованием. Лали тоже, хоть и с некоторыми оговорками, но в целом понравилась ей, и в результате этого визита дамы в лице Розы Сюркуф получили пылкую защитницу, заставившую некоторых прикусить язык. Мадам Сюркуф исходила из того, что выжить в годы революции — уже заслуга и добавлять людям лишние страдания злословием совсем не пристало.
От всего сердца жалела она Лауру, потому что супругом был ей послан Понталек и что до сих пор не удалось найти его труп, а это являлось препятствием для второго брака. Уповая на провидение, мадам Сюркуф тайком молилась, чтобы поскорее нашлось доказательство смерти этого мерзавца. В глубине души она лелеяла мысль о том, что молодая вдова могла бы стать ей невесткой. Из четырех сыновей только старший, Шарль, был женат на Аделаиде Оливье, которая, кстати сказать, не видела его уже несколько месяцев, ведь он с марта служил канониром эскадры. Двадцатичетырехлетний Никола был все еще холост, как и Робер, семейный чертенок, — его пришлось срочно определять на корабль в тринадцать лет, ведь, противясь навязанному матерью религиозному воспитанию (а она мечтала, чтобы ее сын стал «сыном церкви»), ему случалось поколачивать даже своих преподавателей в динанском коллеже. Сейчас ему было столько же лет, сколько и Лауре. Этой зимой 1794 года он служил на корвете «Ласточка», который и вывел из порта «Гриффона», сопроводив его до мыса Африки. Роза увидела в этом некий знак свыше, хотя Никола, бороздивший в это самое время воды у Антильских островов, стал бы, возможно, более покладистым супругом для молодой женщины. Но Роза рассчитывала, что очаровательная Лаура сумеет наконец образумить этого чертенка, который, несмотря на свои дерзкие выходки, был самым честным, самым правдивым и самым смелым из всех сыновей. Мадам Сюркуф никогда не упускала случая, хоть и с иронией, расхваливать его в каждый свой приход. Это раздражало ревнивого, вспыльчивого Жуана, а Лали лишь забавлялась.
— Если мадам Сюркуф хочется помечтать, так к чему мешать ей? — увещевала она Жуана. — Вам отлично известно, что мадам Лаура не может снова выйти замуж, пока не найдены останки ее супруга, и даже если предположить, что они найдутся завтра, неужели вы думаете, что она в состоянии влюбиться в юношу, о котором говорят, что его единственная страсть — стихия и борьба! Хотя это не так уж и плохо…
— А вы подумали о бароне? Ведь он ваш друг.
— Да, и если бы у нее был хоть единственный шанс обрести с ним счастье, я бы всемерно помогала, но за вихрь замуж не выходят!
— Так зачем хотите вы выдать ее за Робера Сюркуфа? Он ведь тоже… тайфун…
— Без сомнения! Я предпочитаю все же тайфун, который хоть и оставит жену на несколько месяцев ожидать своего возвращения, но у себя дома, где, даже беспокоясь за него, она будет сидеть у теплого очага. Это совсем не тот вихрь, который снова швырнет ее в бездну приключений. У Батца заговор в крови, и он не будет знать ни сна, ни отдыха, пока король, его король, заметьте, не взойдет по ступенькам трона. Так дайте же поговорить мадам Сюркуф! Она так забавляет нашу Лауру…
— Я вижу, что она скучает! Вчера ей захотелось съездить в Комер, мы там не были с тех самых пор, когда отвозили тело бедняжки Селины, но я ее отговорил: там слишком опасно. Повсюду партизаны, Синие и Белые, которые наскакивают друг на друга при первой же возможности! И нищета там страшная…
И правда, с Рождества на севере Европы настала необычно холодная зима, а во Франции из-за гражданской войны она казалась особенно лютой. Конвент едва удерживался на плаву, хотя финансы и экономика были в критическом состоянии. Наличные деньги хранились в чулках, а значит, денежный станок работал не переставая, и ассигнации с каждым днем теряли в цене. Продуктов становилось все меньше и меньше, а те, которые все же поступали на рынок, продавались по баснословным ценам: урожай в годы террора был скудным, словно земля извергала грязь и кровь, которые пропитали ее.
Народ Парижа переживал страшные дни. Термометр опустился до восемнадцати градусов ниже нуля, Сена заледенела, судоходство остановилось, лес в город больше не подвозили, и люди, добывая поленья, разоряли леса: Булонский, Венсенский и Сен-Клу. Не хватало хлеба, овощей, мяса, а еще угля, подсолнечного масла; у дверей лавок выстраивались бесконечные очереди. И в этом голодном и промерзшем городе процветала шайка спекулянтов и деляг: пользуясь дефицитом, они беззастенчиво набивали карманы.
Естественно, такое положение вещей не могло не распространиться на провинции, и Бретань, хотя и славилась более мягким климатом, страдала вместе с остальной частью страны. Но море все-таки помогало людям питаться лучше, чем в других местах. В отлив, когда позволяла погода, по берегам бродили целые толпы местных жителей с лопатами, ножами, ведрами и мелкой креветочной сетью. Ведь барометр не позволял выйти в плавание, даже на небольшое расстояние… Между тем спустя несколько дней после Сретения в город через ворота Венсана, которым вот-вот собирались вернуть статую означенного святого, въехала повозка с женщиной на козлах. Она миновала Главную улицу, свернула на улицу Поркона де ла Барбинэ и остановилась у крыльца дома Лодренов. Лаура, равнодушно наблюдавшая из окна за происходящим, немедленно узнала и упряжку, и ту, которая ею правила, а сейчас, спрыгнув на землю, направлялась к дому. Мадемуазель Луиза де Вильне собственной персоной в повозке Фужерея!
В мгновение ока Лаура оказалась внизу, громко призывая кого-нибудь отворить ворота, а сама выскочила на улицу встречать старую деву, нисколько не заботясь о том, что злой ветер уже сорвал у нее с головы муслиновый чепец и принялся трепать волосы.
— Вы приехали, да в такую погоду! — воскликнула она, обнимая гостью, как будто это была дорогая родственница, и потащила ее за собой в дом. — Должно быть, у вас новости! Не беспокойтесь о повозке с лошадью, Жуан въедет во двор и распряжет… Как вы доехали? Благополучно? Никто на вас не напал?
