Анн Голон - Анжелика. Война в кружевах
Она направилась на поиски Савари, и ей посчастливилось.
— Вы ведь много путешествовали. Знаете, где расположена Кандия?
— Кандия? Конечно, знаю, хотя ни разу там не бывал. А жаль, это очень интересный остров в Средиземном море. Именно на нем добывают ладан. Это вещество, которое, как и мускус, обладает уникальным свойством придавать устойчивость самым редкостным ароматам. У меня есть несколько кусочков этого вещества, к сожалению, очень маленьких. Я храню их в крошечных пробирках. Ладан представляет собой смолянистую субстанцию, вероятно, растительного происхождения, но я не знаю, каким образом ее добывают…
— Месье Савари, меня интересует только, кому принадлежит Кандия и каковы права французов на этой территории.
Мэтр Савари мечтательно пожевал кончик бороды.
— Кандия! Кандия! Мне необходимо побывать там, тайна ладана не должна остаться неразгаданной…
— Кандия, — послышалось вдруг. — Ах! Остров Крит, лабиринт Минотавра, самые жестокие правители Греции. Вы интересуетесь историей древности, мадам?
Анжелика узнала поэта Лафонтена, который поклонился маркизе, а затем и Савари. Лафонтен фамильярно взял Анжелику под руку и повел ее прочь, объясняя на ходу:
— Я всегда стараюсь приветствовать людей, чей облик кажется мне знакомым, хотя имена не удержались в памяти. Где я мог встречать этого благородного старца? Кто мне скажет?
— Я, потому что вы встречали его у меня в особняке. А теперь расскажите мне о Кандии.
— Фи! Кандия — слишком новое название. На самом деле — это остров Крит. Мед и молоко текут у подножия горы Иды, где Тезей убил Минотавра. Хотите услышать легенду о прекрасной Ариадне?
Анжелика вежливо отказалась. Она любила получать новые знания, но близился вечер и ей пора было возвращаться в Париж.
— По крайней мере, согласитесь принять дар признательности, который я намереваюсь вам преподнести, — сказал поэт, доставая из потрепанной бархатной сумки новую книгу. — Сегодняшний день стал для меня особенно знаменательным, потому что я вручил королю экземпляр первого издания моих «Сказок»[56]. Я хотел бы вручить его и вам, так как именно благодаря вашему великодушию эта книга увидела свет.
Анжелика поблагодарила автора. О сказках она уже слышала: Нинон де Ланкло называла их «требником чувствительной женщины» и распространяла копии рукописи. Поэт сам повсюду читал свои галантные опусы, но настолько нудно, что его чтение было похоже на проповедь. Мадам де Севинье считала, что он подражает Боккаччо, но превосходит итальянца наивностью, и его творения не столь фривольны. Лафонтен называл Анжелику «прекрасной меценаткой», и в тот день ей с большим трудом удалось избавиться от его общества.
Глава 17
Анжелика обращается к Кольберу за советом о приобретении должности консула Франции в Кандии. — Неожиданное предложение Кольбера
ИНТЕРЬЕР рабочего кабинета Кольбера нес на себе печать мещанского комфорта и не отличался особой изысканностью. Этот холодный человек, которому мадам де Севинье дала прозвище Север, никогда не стремился к безумной роскоши. Экономность передалась ему по наследству. Он тешил свое тщеславие иначе: безукоризненным и дотошным ведением счетов и изучением собственного генеалогического древа.
Ради заветной мечты он, не скупясь, оплачивал труд многочисленных служащих, пытавшихся обнаружить в неразборчивых рукописях хоть косвенное упоминание о предке, который мог бы связать Кольбера с дворянским родом. Эта маленькая слабость не мешала министру видеть изъяны высокородных дворян и понимать, что в скором времени на дела королевства главное влияние будет оказывать третье сословие — самое деятельное и разумное сословие государства.
Мадам дю Плесси извинилась перед министром за беспокойство: она собирается приобрести должность консула Кандии и знает, что именно министр контролирует распределение подобных постов, поэтому она просит его высказать свое мнение. Кольбер, сначала хмурый, расслабился. Нечасто прекрасные дамы обращались к нему, чтобы обсудить приобретение какой-то должности. Как правило, они вообще не слишком задумывались о последствиях своих поступков. Значительную часть времени Кольберу приходилось исполнять неблагодарную работу — жонглировать прошениями, поддерживая сколько-нибудь разумные из них и не давая ход тем, что угрожали нанести чересчур большой ущерб финансам. Это занятие было не только весьма обременительным, но и вызывало много обид у разочарованных просителей.
Анжелика сразу поняла, что назначение дамы консулом Франции не шокировало министра: то была привычная практика.
От Кольбера, в дополнение к «фармацевтическому» рассказу мэтра Савари и легендам милейшего Лафонтена, Анжелика выслушала еще одно суждение о Кандии.
По словам министра, столица Крита Кандия была важна как лучший невольничий рынок на всем Средиземном море. Только туда доставляли русских невольников, крепких и сдержанных северян. Каждый такой раб стоил от сотни до полутораста ливров. Обычно русских выкупали у турок, которые захватывали пленников в бесконечных стычках на территории Армении, Украины, Венгрии или Польши.
— Это очень важно для нас, особенно сейчас, когда мы сосредоточились на укреплении флота и нам предстоит увеличить количество королевских галер в Средиземном море. Мавры, тунисцы или алжирцы, которых мы захватываем в боях с пиратами, способны выполнять только грязную работу. При острой нехватке рабочих рук мы все же используем их для пополнения экипажей кораблей, но в основном обмениваем на христиан, захваченных варварами. А осужденные, каторжники, вообще не пригодны к тяжелому труду. Они не переносят условий жизни на море и мрут, как мухи. Лучших гребцов можно набрать среди турок и еще среди этих русских, которыми торгуют в Кандии. К тому же они превосходные моряки. Позволю себе заметить, что значительная часть экипажей английских парусников также сформирована все из тех же русских рабов. Англичане не скупятся, чтобы заполучить хорошего раба. Именно по этим причинам Кандия представляется мне местом, не лишенным интереса.
— А какое положение занимают там французы? — спросила Анжелика, пока не слишком хорошо представлявшая себя в роли работорговца.
— Думаю, что наших представителей там уважают. Крит — бывшая венецианская колония. Но несколько лет тому назад турки решили во что бы то ни стало захватить остров, и теперь он у них в руках[57].
— Значит, вкладывать деньги туда рискованно?
— Это с какой стороны посмотреть. Иногда торговля нации только выигрывает от очередной войны, особенно если нация не принимает участия в конфликте. Франция заключала союзы и с Венецией, и с Золотым Полумесяцем.
— Мадемуазель де Бриенн не стала от меня скрывать, что должность принесла ей одни лишь убытки. В своих несчастьях она обвиняет управляющих, которые, по ее словам, трудятся лишь во благо собственного кошелька.
— Вполне возможно. Назовите мне их имена, я прикажу провести расследование.
— Значит, вы поддержите мою кандидатуру на эту должность, господин министр?
Кольбер помолчал, хмуря брови, и наконец произнес:
— Да. В любом случае мы только выиграем, если это место будете занимать вы, мадам Моренс, а не мадемуазель де Бриенн или любой другой легкомысленный дворянин. С другой стороны, это полностью согласуется с указаниями, которые имелись у меня на ваш счет.
— На мой счет?
— Да. Неужели вы могли подумать, будто мы с легкостью откажемся использовать ваши знания и ваш опыт во благо государства? Одно из главных достоинств Его Величества — делать стрелы из любой древесины. В том, что касается вас, король испытывает некоторые затруднения, потому что ему трудно поверить, чтобы красивая женщина могла добавить к своей привлекательности еще пару полезных качеств, например практичный ум. Но я убедил его не предоставлять вам при дворе первую попавшуюся должность, с которой может справиться любая дурочка. Вы должны заниматься куда более полезным делом, а не исполнять должность камер-дамы, ведающей нарядами в свите королевы или какой-нибудь подобной чепухой. Предоставьте это девицам из бедных дворянских родов, у которых за душой нет ничего, кроме смазливости, которая пойдет на оплату их должностей. Ваше состояние — великая сила, которая наделяет вас большими возможностями.
Анжелика помрачнела.
— У меня есть деньги, это известно, — сказала она, — но боюсь, их не хватит, чтобы спасти все королевство.
— Разве кто-то говорит о деньгах? Речь идет о работе. Именно труд изменит страну и вернет ей былое величие. Видите — я был простым торговцем сукном, а стал министром, но это мне нисколько не льстит. Зато я горжусь, что назначен директором королевских мануфактур. Мы можем и должны производить товары во Франции, а не покупать их за границей. Но нам не хватает единства. Я ведь мог по-прежнему заниматься торговлей и увеличивать собственный капитал, но предпочел встать рядом с кардиналом Мазарини и учиться управлять государством, привнося в управление свою торговую смекалку и трезвый расчет. Это делает сильнее страну и вместе с ней — меня. Наш король, несмотря на свою молодость, исповедует тот же принцип. Он тоже ученик кардинала, но превзошел своего учителя в мудрости, потому что знает, с чем ему приходится работать. Покойный монсеньор кардинал ничего не знал о французах. Он обладал удивительной политической интуицией, но не слишком хорошо разбирался в людях. Наш король сам работает больше, чем четыре короля, вместе взятых, и при этом находит силы искать в своем окружении людей, которые могли бы ему помочь.
