Белая роза - Огюст Маке
– Ее отъезд! – воскликнул Ричард, выйдя из оцепенения. – Она меня покидает?
– Ее баркас под вашими окнами. Посмотрите, ветер уже надул его паруса.
– Никогда! – бешено сверкая глазами, сказал Ричард. – Никогда ничто не разлучит Катрин с другом ее детства. Никогда ничто не заставит Ричарда изменить слову, данному его отцом.
И он бросился к Якову и нежно, но решительно взял его руки в свои.
– Вы отдаете мне ее? – спросил он. – Я прошу об этом вас, я прошу об этом Шотландию, я прошу об этом весь народ. Позовите всех! Пусть все слышат! Я объявляю, что люблю ее, и что она вместе со мной взойдет на английский трон. Пусть откроют церковь, я немедленно поведу ее к алтарю.
Катрин пошатнулась, сделала несколько шагов и упала к ногам своего возлюбленного. Ричард поднял ее и сжал в объятиях.
Уже через несколько минут эта новость облетела весь Эдинбург. Простые люди вопили от радости, а солдаты салютовали многократным «ура!» Звонили колокола, эхо от выстрелов артиллерийских орудий отдавалось в горах и плыло над рекой. Вся Шотландия встряхнулась и запела воинственную песнь триумфа. А Ричард, тяжело дыша, словно он скинул с себя душившую его петлю, воскликнул с улыбкой:
– До чего же легко быть счастливым!
Килдар, храня верность герцогине, просил отсрочить объявление о свадебной церемонии до возвращения посольства, которое Яков и Ричард направили к гордой принцессе, чтобы известить ее о событии, противоречащем ее планам. Но герцог Йоркский, который до сих пор послушно выполнял все распоряжения герцогини, на этот раз решительно воспротивился. Да и ошалевший от счастья народ настоятельно требовал от него быстрее завершить это затянувшееся дело. Голос мудрости подсказывал, что надо безотлагательно воспользоваться восстановленным доверием и признательностью кланов. А голос любви звучал еще громче, чем голос мудрости. Все молодые души воспламенились и бросились осваивать новые пути, в конце которых, как всем казалось, их ждали слава и счастье.
Был созван совет, на котором решили, что бракосочетание будет отпраздновано пышно и торжественно, но только после первой победы. А сразу после венчания принц Йоркский покинет Шотландию и во главе своих войск двинется на Лондон. Все были полностью уверены в том, что войска фанатично преданы своему принцу, и триумфальный исход грядущих битв уже предрешен.
XV
Прошло время, послы прибыли во дворец герцогини Бургундской и сообщили, что с одобрения короля Шотландии герцог Йоркский вступает в брак.
Маргарита, услышав эту новость, страшно побледнела. Дрожа от волнения, она спросила, не добавили ли герцог и Катрин к официальному посланию что-нибудь от себя лично. Получив отрицательный ответ, она почувствовала, что на нее накатывает приступ тихого гнева, который, как все знали, бывал даже ужаснее гнева ее супруга, Карла Смелого.
С ее губ едва не сорвалась правда, едва не вырвалось признание о подстроенном ею самозванстве. Эта тайна, словно приступ тошноты, вырвалась из самого сердца и подступила к горлу. Но в итоге победила ненависть к самому страшному врагу, Генриху VII. Если бы в этот момент признание все-таки прозвучало, то король Яков не скомпрометировал бы себя связью с мошенником, а Катрин не связала бы себя вечными узами с лже-принцем и возможным сыном еврея. Но если бы герцогиня не сдержалась и призналась в содеянном, то дело Йорков было бы проиграно навсегда, Англия отвернулась бы от Белой розы, и Ланкастеры укрепились бы на троне на вечные времена. Поэтому Маргарита подавила боль и стыд, заглушила голос совести и промолчала. Она слишком сильно желала получить королевскую власть.
В итоге герцогиня устроила посланцам Шотландии истинно королевский прием, пожелала им успехов в благородном деле, за которое нация взялась с присущим ей рвением, и отпустила восвояси, одарив, согласно обычаю, богатыми подарками.
Но лишь только они уехали, и Маргарита осталась одна, наедине со своими терзаниями, она немедленно ощутила, сколь ужасна допущенная ею ошибка и насколько фатальными окажутся последствия этой ошибки в будущем.
Заключение такого брака без ее согласия, даже без предварительного предупреждения, равнозначно признанию легитимности претендента на престол, признанию самозванца истинным сыном Эдуарда, а это будет означать, что их роду пришел конец, что она будет вынуждена склонить голову перед химерой, которую сама же и создала и которая, по замыслу, должна была навсегда остаться не более, чем химерой. А теперь эта химера, силой своего лукавого гения преодолевающая любые препятствия, внушает ей истинный ужас.
– Как же так, – бормотала она, – это хитроумное дитя обольстило Фриона, самого умного человека из всех, кого я знаю, обольстило Килдара, самого преданного мне человека, обольстило Якова, соблазнило Катрин. Люди прославляют его. Он играет роль короля лучше, чем это делал бы тот, кто является королем по праву и по происхождению. По правде говоря, он зашел слишком далеко, и если я позволю ему, словно моему гончему псу, схватить добычу, то, боюсь, он сумеет ее проглотить. Я позволила ему называть себя королем, я наделила его гербом, на котором сияет Белая роза. Я дала ему меч, войско, деньги. Но не может быть и речи, чтобы сын Уорбека заполучил женщину королевской крови, этого ангела, нашу Катрин!
«Пусть навеки падет позор на мою голову и на голову моей семьи, если я попадусь в ловушку, расставленную этим ничтожеством! Он знает, что публичное объявление об истинном положении дел будет означать крах всех моих планов. Он знает, что его руками я хочу разрушить дом Ланкастеров, что мои ставки в этой игре огромны, и он рассчитывает на то, что из страха потерять всё я буду хранить молчание. О, я найду способ заставить его без шума и скандала играть ту роль, которая ему предназначена. Я ему прямо выскажу все то, что не могу сказать другим. Этот изменник присылает мне послов, а я найду его и скажу прямо в лицо, что, как я вытащила его из грязи, так в этой же грязи его и утоплю. Я понимаю, – подумала она, сжимая в ярости кулаки, – что у мессира Уорбека возникла такая прихоть, заполучить девицу Хантли, родственницу Йорков. Я понимаю, что он хочет пришить эту жемчужину на свои лохмотья, в которые я позволила ему вырядиться. Но пусть он только посмеет прикоснуться к моей шотландской жемчужине, я мгновенно сделаю так, что его голова покатится к моим ногам!»
Немного успокоившись, герцогиня
