Донна Валентино - Королева его сердца
Данте открыл рот для приветствия, но лишь сдавленный вздох встретил Глори, которая уже сплетала пальцы, обнимая его за шею и притягивая к себе.
– К моему величайшему сожалению, – прошептал он, думая о том, с каким наслаждением ощутил бы грудь Глорианы своей грудью, не будь на нем этой злополучной четвертьдюймовой кованой стали, разделявшей их.
Она пригнула ему шею, подняла лицо к его опустившейся голове, и он почувствовал кожей ее теплое дыхание, когда она потянулась к нему губами. О Боже, он боялся, что Глори уже никогда даже не заговорит с ним, а она хочет поцеловать его здесь, на глазах у всех этих людей!
– Какого черта ты надел все это, когда Мод дала тебе приличную одежду? – прошептала она прямо в его губы.
– Опять ты придираешься к моей одежде. Я накрыл собственную персону плоской шляпой, как ты мне советовала раньше. И мог бы сказать тебе нечто подобное о твоей внешности – что случилось с нижней частью твоего платья?
– Моего платья?
Данте быстро провел рукой по выпуклости под задней частью ее юбки.
Глориана задохнулась от негодования:
– Как ты смеешь! Прекрати немедленно! Это мой турнюр.
Данте охотно перестал поглаживать турнюр – гладить то, что на ощупь было похоже на накрытую материей корзинку, не доставляло ему никакого удовольствия.
– Разве ты не помнишь предупреждения мисс Хэмпсон о том, что нам грозят неприятности? Это на всякий случай. Но мне могут понадобиться и полные доспехи кроме брони на груди.
Он старался не замечать, как от его дыхания шевелились ее волосы, как солнечные лучи высвечивали золотисто-рыжие пряди и золотили их еще больше, отчего казалось, что она сияла каким-то ангельским огнем.
– Ладно, теперь жалеть об этом уже слишком поздно. – Глориана откинулась назад, не выпуская из кольца своих рук его шею. Широкая улыбка не могла скрыть выражения тревоги в ее глазах. – Не стой же как истукан. Обними меня.
– Обнять тебя?
– Ну да, и покрепче.
– Покрепче?
– О Боже, я все время забываю, что ты иностранец. Поторопись же и обними меня. – Увидев, что он колеблется, Глориана в расстройстве прошипела: – Данте, я умею читать настроение толпы. Для нее ты выглядишь странно в этом угрожающем одеянии. По всему видно, что эти люди раздражены. Будет лучше, если мы не позволим им узнать, что ты известный всему миру убийца.
– По-твоему, их смутят наши крепкие объятия?
– Возможно. Они могут подумать, что ты мой возлюбленный. – Она закусила губу, словно хотела проглотить эти слова. – Не беспокойся, я не стану навязывать тебе роль, которая тебе явно не по душе. Я просто могла бы помочь тебе выйти из затруднительного положения. На несколько минут сделать вид, что мы влюбленные, и только.
Значит, все было сплошным притворством – ее радость при виде Данте, публичное проявление страсти. Да он большего и не заслуживал, и поделом ему с его дурацкими правилами. Самое время вспомнить, что он обязан выполнять свою работу и разыграть все как по нотам.
Он попытался отстраниться от всего лишнего в этот миг и сосредоточиться на одном: обнимать так обнимать – то, что от него сейчас требовалось. Его правая рука обвила ее талию. Турнюр оказался удобной опорой, не позволявшей руке прикоснуться к нежной выпуклости ее бедра. Левой ладонью, прижатой к гибкой спине, он четко ощущал вдохи и выдохи Глорианы, которые, казалось, в упор расстреливали его руку и сердце. А может быть, он просто чувствовал ее дыхание сильнее потому, что его собственные легкие, кажется, вообще перестали работать – он совсем забыл, что нужно дышать, когда его руки обвили стан Глорианы. И в том, как крепко он ее обнимал, прижимая к себе, пока не окутал своим плащом, был порыв человека, преданного Глориане до глубины души. Два тела, покрытые плащом, как одно – такая чувственность уместна только в спальне… Мужчина, подумал Данте, может получить полное удовлетворение, не выпуская Глориану из вечных крепких объятий и защищая ее от любой опасности.
Но молодой человек тут же понял, что как бы крепко он ее ни обнимал, он не мог защитить Глори от устных оскорблений. Какая-то дородная женщина с кирпичным румянцем во все лицо, исполненная самодовольства, локтями проложила себе дорогу в первый ряд толпы. Ее платье по покрою и цвету было точной копией платья Глорианы, но для этой толстухи, вероятно, ушло столько материи, что ни о какой красоте не могло быть и речи. Ее зад выставлял напоказ самый большой из всех выступов, которые доводилось видеть Данте. На таком турнюре можно было расположиться со стулом и проверять бухгалтерские книги.
Она ткнула своим толстым указательным пальцем в сторону Глорианы.
– Я знаю, кто она такая! – проревела она. – Она из цирка, приблудок Гарри Трэска.
Видно, подумал Данте, несмотря на то что прошло уже три столетия, общество продолжает глумиться над теми, кто не вписывается в принятые рамки.
Глориана застыла в руках Данте, и казалось, что она даже перестала дышать. Не встретив поддержки, мгновенно замолк подхвативший это оскорбление чей-то визгливый смех. Гул толпы изменился, приняв слишком хорошо известную Данте насмешливую окраску.
– И как только она осмеливается показывать здесь свой нос!
– Циркачи! Надо же! Как будто у нас в Холбруке мало своего сброда!
Толстуха в сером платье поглядывала кругом с чопорным удовлетворением:
– Я приметила ее еще с тех пор, как она отправляла телеграмму из телеграфного отделения моего мужа.
– Читать чужие телеграммы! – взорвалась яростным негодованием Мод. – Огрей ее как следует своим железным желудем, Данте!
Хотя он ни разу за всю свою жизнь не поднял руки на женщину, вид у Данте был такой, словно эта мысль показалась ему превосходной. Он отстранил было Гло-риану, но тут же замер, когда она положила ему на плечо руку.
– Что ты намерен сделать?
– Выполнить свою обязанность. – Он не мог позволить себе сбросить с плеча удерживавшую его руку Глорианы и ограничился тем, что обвел толпу свирепейшим взглядом. При этом он отметил про себя, что одни в толпе просто проявляли любопытство, другие стушевались под его тяжелым взглядом и только третьи встретили этот взгляд явно враждебно, но лишь немногие осмеливались смотреть на Глориану нагло-пренебрежительно, что заставило Данте крепче стиснуть в руке эфес меча. – Постой в сторонке, Глориана, мне не привыкать учить наглецов хорошим манерам.
– Не мешай ему, Глори, – настаивала Мод.
– Нет. Я могу это уладить. Только… только слушайся меня.
Она повернулась кругом и, шагнув в сторону тучной старой карги, остановилась перед ней почти нос к носу. Тряхнув головой, Глориана рассыпала волосы по плечам, и солнце тут же высекло из них искры, похожие на те, »что летят при скрещивании шпаг. В ее голосе зазвенела смертельная угроза, подобная оружию тончайшей работы, готовому обрушиться на обидчика.
