Мэри Бэлоу - Рано или поздно
Славный! Какое преуменьшение. Вчера вечером Анджелина сделала одно из самых чудесных открытий на свете. Лорд Хейворд — очень достойный и серьезный джентльмен, для которого вежливость, благоразумие и здравый смысл намного важнее, чем стремление что-то из себя изобразить и насилие. Но конечно, всегда можно сказать, что такие мужчины скучны. Трешем назвал его старым высохшим пеньком.
А это неправда.
Теперь Анджелина по личному опыту знает, что такой мужчина может быть страстным, когда дело касается женщины, которую он любит. Даже очень страстным.
С женщиной, которую любит.
Анджелина все еще лежала с закрытыми глазами. Пошевелив пальцами ног, она открыла глаза. Неужели это она и есть? Женщина, которую он любит? Должно быть, так. Иначе вряд ли бы он стал ее так целовать. Правильно?
Сегодня вечером она снова его увидит. Во всяком случае, она на это надеялась. Леди Хикс дает бал, а обычно в сезон там больше всего народу.
О, наверняка он тоже там будет!
Анджелина откинула одеяло и спустила ноги на пол. Сегодня утром она собиралась погулять в парке с Мартой и Марией — ей столько всего нужно им рассказать! Но конечно, дождь все еще идет, значит, от этой мысли придется отказаться. Однако всегда существуют магазины, только и ждущие покупателей, а еще чайные, где можно посидеть и поболтать с подругами. В ней сегодня кипит такая энергия, что она просто не сможет сидеть дома и ждать вечера.
Позже этим же днем Эдвард пришел в Дадли-Хаус, его провели в библиотеку, а дворецкий отправился посмотреть, дома ли герцог Трешем. Эдвард не мог позволить себе роскоши надеяться, что того нет. Кроме того, он почти не сомневался, что Трешем дома. Чуть раньше он, как и Эдвард, был в палате лордов и, уж конечно, вернулся домой, чтобы переодеться перед вечерним выходом в свет.
Эдвард посмотрел на книжные полки вдоль стен и задумался, открыл ли Трешем за свою жизнь хотя бы одну книгу. На большом дубовом девственно-чистом письменном столе стояла только чернильница, да на листке промокательной бумаги лежало несколько перьев. У камина стояли два кожаных, удобных на вид кресла с подголовниками, а в дальнем конце комнаты — шезлонг. Трудно представить, чтобы Трешем проводил здесь много времени.
Эдвард направился к камину, чтобы не торчать сразу возле двери с неловким видом. Хватит и того, что чувствует он себя крайне неуютно. Но вообще-то стоять принято у собственного камина, а не у чужого, так что он сменил направление, подошел к окну и посмотрел на улицу.
Ему казалось, что таким подавленным он не чувствовал себя никогда в жизни. Или таким сконфуженным. Ему хотелось оказаться в любом другом месте на земле, где угодно, лишь бы не здесь. Он видел, как на противоположной стороне Гросвенор-сквер горничная чистит перед дверью скобу для обуви, и страшно завидовал ее спокойному, ничем не осложненному существованию. Что, разумеется, было полной чепухой. Ни одна жизнь не бывает сплошным спокойствием, лишенным всяческих передряг. Просто иногда кажется, что чья-то жизнь (в данном случае все равно чья) куда лучше, чем его собственная.
Для «полного счастья» мать и Лоррейн вернулись из гостей, как раз когда он уходил из дома, да еще привели с собой бабушку и Джулиану, и, конечно же, все захотели узнать, куда это он идет, такой свежевыбритый и нарядный.
— Да просто прогуляться, — ответил он, целуя мать и бабушку.
— Помяни мое слово, Аделаида, — сказала бабушка, — тут замешана леди. Полагаю, леди Анджелина Дадли.
— Вчера она была с нами в Воксхолле, — улыбнулась Джулиана.
Можно подумать, мать и бабушка об этом не знают.
— Я очень надеюсь, что ты не собираешься везти ее кататься в парк, Эдвард, — предупредила мать, выглянув в окно холла. — Пока дождя нет, но он начнется в любую минуту. Мне совсем не нравится, как выглядят все эти тучи. Какой сумрачный день!
— Вероятно, — заявила бабушка, размахивая лорнетом, словно дирижировала симфонией, — он идет в Дадли-Хаус делать ей предложение, Аделаида. Лоррейн, он танцевал с ней в Воксхолле? А поцелуй украл? Воксхолл — лучшее место в Лондоне для украденных поцелуев, я это до сих пор помню. Ах, какие воспоминания!
Все расхохотались, а лицо Лоррейн внезапно приобрело интересный розовый оттенок.
И дамы благополучно забыли потребовать у него ответа на вопрос. Да был ли это вопрос? Эдвард успел сбежать до того, как они его вспомнили — или вспомнили, что нужно спросить.
Ничего, скоро узнают.
Эдвард боялся услышать, как за спиной открывается дверь в библиотеку. Но еще ужаснее будет узнать, что ее открыл дворецкий с сообщением, что его светлости нет дома. С другой стороны, тогда бы его не провели в библиотеку, верно?
Он что, всегда заставляет гостей ждать так долго? Кстати, сколько он ждет? По ощущениям — не меньше часа, но на самом деле, наверное, минут пять — десять. Тут дверь отворилась и Эдвард повернулся.
У Трешема очень черные глаза. Почему их у него замечаешь прежде всего? И брови высоко подняты, а длинные пальцы сомкнулись на ручке лорнета. Если ему хватит наглости поднести лорнет к глазам…
Он этого не сделал.
— Хейворд, — произнес он с едва заметным вздохом, — когда дворецкий принес мне вашу карточку, я на какой-то миг перенесся во времени назад. Но потом, увы, вспомнил, что того Хейворда больше нет. Чем обязан удовольствию видеть вас? Надеюсь, моя догадка неверна?
Разумеется, верна. И даже если бы Трешем очень старался, он бы не смог повести себя более высокомерно.
— Я пришел просить руки леди Анджелины Дадли, — сказал Эдвард.
На этот раз Трешем даже не пытался скрыть вздох, напротив, тот послышался очень явно. И сопроводился следующими словами:
— Вот как? Полагаю, вы имеете в виду брак. Как это утомительно с вашей стороны. Видите ли, она скажет «нет».
— Возможно, — скованно произнес Эдвард, — мы позволим ей сказать это «нет», Трешем? Или «да», это уж как получится. Мне всего лишь требуется ваше разрешение обратиться к леди. Мне представляется, что моя приемлемость является само собой разумеющейся, но я вполне готов предоставить вам подробности, если вы посчитаете себя обязанным выслушать.
Трешем несколько мгновений молча рассматривал его, затем уронил лорнет, закачавшийся на шнуре, пересек комнату и сел за пустой письменный стол.
— Я в самом деле настаиваю на том, чтобы леди Анджелина сама говорила «нет», — заметил он. — Не хотелось бы заработать репутацию брата-тирана, вы согласны? Впрочем, у вас, конечно, нет подобного опыта. Обе ваши сестры вышли замуж до того, как вы унаследовали титул.
Стало быть, он не первый со своим предложением, подумал Эдвард. Ну да, конечно, она же упоминала Эксвича, точно? Какая жалость, что она до сих пор не приняла ни одного предложения, хотя, по совести говоря, Эксвича в мужья он бы ей точно не пожелал. Впрочем, какой смысл теперь об этом думать?
