Сильвия Дэй - Не искушай меня
– Да, дело дрянь.
– Пусть это тебе послужит уроком.
– Не могу поверить, что у него хватило наглости так с тобой поступить. – Ричард откинулся на спинку стула. – Он не стал бы настраивать тебя против себя, если бы сам не оказался в отчаянном положении. Мне думается, что Эддингтон сам попал в ловушку.
Саймон засмеялся, но смех его закончился сильным кашлем: в таверне можно было топор вешать от табачного дыма, а легкие Саймона, которые он надсадил вчера на пожаре, отказывались принимать в себя новую порцию дыма.
– Когда я вернулся во Францию с мадемуазель Руссо, то подумал, что смогу жить своей жизнью, без приключений и проблем, но меня обложили с обеих сторон. Эддингтон ясно дал мне понять, что мои интересы его не волнуют, что оставляет передо мной только один выбор: обратиться за помощью к тебе, мой друг.
– Я знал, что ты не станешь искать меня просто так. – Ричард лучезарно улыбался. – Но, должен признать, у меня все же теплилась надежда, что ты составишь мне компанию на ночь только в качестве веселого собутыльника. Может, найдем себе парочку красоток, кутнем как встарь, а?
– В другой раз, – сказал Саймон, обводя взглядом таверну.
Он думал о Линетт. Если он и хотел женщину, то этой женщиной могла быть только она, Линетт. Давно он уже не испытывал подобного желания.
– Скажи, – заорал Ричард, перекрикивая пронзительные звуки скрипок, – что я могу для тебя сделать?
Было время, когда Саймон сам искал приключений в таких вот злачных местах. Когда вокруг веселятся, забываешь о собственной неустроенности. Да и места такие вполне годились для того, чтобы агенты могли обмениваться секретными донесениями. Теперь этот смрад и пиликанье скрипок его раздражали.
– Какое задание дал тебе Эддингтон? – спросил Саймон, наклоняясь через стол, чтобы быть услышанным.
– Он хочет, чтобы я занялся мадемуазель Руссо и мистером Джеймсом.
– Я попрошу тебя о том же, но дополнительно прошу, чтобы ты узнал все, что сможешь, о виконте де Гренье и его семье.
Ричард приподнял бровь и улыбнулся. Ему нравились трудные задачи.
– Будь предельно осторожен, – сказал Саймон, чуть отклонившись назад в тот момент, когда перед ними на стол служанка поставила две кружки с элем. – У них не все чисто. Они что-то скрывают. Кто-то или что-то заставили их в свое время бежать из Франции.
– Обещаю быть осторожным. Даю тебе фору в одни сутки.
– Фору в сутки? – прокричал Саймон как раз в тот момент, когда музыка оборвалась и наступила тишина.
Ричард засмеялся при виде недовольной мины Саймона.
– Я буду сообщать тебе все, что удастся узнать о мадемуазель Руссо и Джеймсе, а через сутки ту же информацию будет получать Эддингтон. Разумеется, информация относительно виконта де Гренье будет поставляться исключительно тебе, поскольку Эддингтон передо мной такой задачи не ставил. – Ричард пожал плечами и хлебнул добрую порцию эля. – Мне хотелось бы сделать для тебя больше, но увы…
– Ты и так делаешь для меня слишком много. – Саймон поднял кружку. – За тебя. Я очень тебе благодарен.
Эддингтон платил за информацию. Саймон просил о дружеской услуге. Лишенный семьи, Саймон был благодарен за все, что делалось от чистого сердца в знак дружбы и преданности.
– Я у тебя в долгу. Ты обеспечил наше освобождение, – сказал Ричард.
– На моем месте так поступил бы каждый.
– Это не так, и ты об этом отлично знаешь. Саймон едва успел поднести кружку к губам, как кто-то, стоявший у него за спиной, ударил его по голове, так что пиво в кружке расплескалось, залив ему подбородок, грудь и колени. Саймон посмотрел на свою одежду и злобно зарычал. Встав из-за стола, он развернулся лицом к обидчику.
– Немедленно извинитесь, – сказал Саймон, проклиная судьбу своего второго костюма.
Обидчик, мужчина примерно одного с Саймоном роста, но вдвое крупнее, посмотрел на растекавшееся по одежде Куинна пятно и допустил роковую ошибку – засмеялся.
– Бедняга, – пробормотал Ричард. – Он даже не представляет, что с ним сейчас сделают.
– Я глубоко сожалею о том, что вернулась в Париж. Этот город всегда приносил мне одни несчастья.
Линетт поморщилась, услышав боль в голосе матери, и присела с ней рядом на обтянутую красным бархатом кушетку.
Утренние лучи проникали сквозь прозрачные занавески в гостиную, заливая комнату мягким, приветливым светом. Линетт хорошо выспалась, даже притом, что видела во сне Саймона в таком виде, что порядочная девушка сгорела бы от стыда, увидев такое наяву. Линетт помнила свой сон, когда проснулась, и, хоть со стыда и не сгорела, залилась густым румянцем. Как бы там ни было, она чувствовала себя отдохнувшей и свежей. Она ощущала душевный подъем и на этой волне решилась поделиться с матерью тем, что узнала вчера от Саймона. И еще она хотела расспросить мать кое о чем и получить ответы на вопросы, давно ее волновавшие.
– Маман…
– Я велела тебе держаться от него подальше! – Маргарита плакала, и плечи ее дрожали. – Почему ты не можешь делать то, что я тебе говорю?
– Потому что я должна знать, кто эта женщина!
– Лизетт погибла! – Маргарита вскочила, и пеньюар хлестнул ее по ногам. – Я видела ее тело собственными глазами!
– Ты сказала, что ее лицо… лицо было сильно обожжено. До неузнаваемости.
– Я видела ее волосы. Ее платье. Ее туфли… – Маргарита зажала рот, чтобы не разрыдаться, и отвернулась.
– Может, вы и смирились с ее смертью, маман, – бесцветным голосом сказала Линетт, на мгновение, встретившись взглядом с Соланж, а потом, опустив глаза в пол, когда к глазам подступили слезы, – но я не смирилась. У меня такое чувство, словно я потеряла часть себя.
– Этот человек воспользовался твоим горем! – воскликнула Маргарита, сжимая кулаки.
– Зачем?
– Ты богата и красива. Брак с тобой был бы удачей для любого мужчины.
– Он английский шпион! – запальчиво возразила Линетт. – Какой ему прок от брака с француженкой, чья семья постоянно живет в Польше?
– Может, он хочет провести остаток дней с комфортом.
Линетт презрительно фыркнула.
– Есть вещи, о которых ты не имеешь представления, Линетт.
– Да, маман. Мне об этом каждый день напоминают. Каждый день здесь говорится что-то такое, что понимают все, кроме меня.
– Прошлое должно остаться в прошлом.
– Это смешно и глупо. Я не ребенок. Маргарита подняла палец:
– Что действительно глупо, так это то, что я позволила себя уговорить на поступок, который, как я с самого начала знала, добром не кончится. Ты воспользовалась моим горем. Мне так не хватало твоих улыбок, живости в глазах. Я повела себя безрассудно, и ты этим воспользовалась.
