В вихре времени - Наталья Алексеевна Добровольская
Но задумываться некогда, надо Машеньку лечить. Эти люди не большие советчики, они только исполнители, вот и досталось учительнице принять на себя функции и врача, и сиделки, и распорядительницы. Хоть она была не самым лучшим терапевтом, но телевизор и интернет свое влияние оказывают, так что даже самый здоровый человек примерно представляет, как лечить основные заболевания.
Вот и пришлось ей с помощью горничных поить девушку горячим питьем, обтирать уксусной водой, массировать грудь какими-то мазями. Но все усилия были пока бесполезны. Маша горела, кашляла, ей становилось все хуже, ничего не помогало, хотя прошло достаточно много времени.
Лукерья предложила отправить Степана за лекарем, благо метель совсем утихла и тот успел и покушать, и передохнуть. Наталья согласилась, хуже не будет, хотя и сомневалась, что в это время доктор может чем-то помочь человеку с сильной простудой или бронхитом, которые, как она думала, были у девушки. По крайней мере, хрипела грудь у нее очень сильно, да и кашель пробивал слабенькое тело так, что бедняжка выбивалась из сил. Сознание к ней то возвращалось, то пропадало, что попаданке, в общем-то, было на руку, разговоры разговаривать можно и позже.
Лекарь местный, Карл Карлович Рабе, по прозвищу Ворон, чья фамилия в переводе с немецкого это и значила, и сам он – худой, носатый, с черными волосами, очень на него походил, и которого все так ждали, прибыл достаточно быстро, на счастье он был на приеме у соседки, всего в нескольких верстах от их дома. Но он даже руки не помыл, не послушал Машу, просто постоял рядышком, за руку подержал, якобы пульс посчитал, а чего уж он понял, бог весть. Выдал какие-то порошки и отбыл восвояси, получив с Лукерьи плату за визит. Так что, как и ожидалось, помощи от него было мало.
А к ночи Машеньке стало еще хуже, она вся горела, близился кризис, который должен был все решить, и что-то Наталья стала паниковать.
Да и в доме так душно было, печи сильно протопили. Решила она выйти на воздух постоять, подумать, помолиться, хотя не часто это и делала. Но если один раз Господь услышал ее молитвы, может, и сейчас поможет.
Вышла она на крылечко, подняла глаза к небу, а оно такое ясное, звезды огромные, лучистые, каких уже давно мы не видим в своих городах. И опять так искренне у нее вырвалось: «Господи, не за себя сейчас прошу. Помоги этому дитя, спаси ее, ведь совсем молоденькая, так жалко! Пошли ей выздоровление!»
А сама подумала: «Сейчас выпить бы ей хоть маленькую таблеточку какого-нибудь антибиотика, и все было бы хорошо!» И знаете, какой-то звук услышала, как бывает, когда эсэмэску отправляешь! Типа, принято, постараемся помочь!
И сразу ноги ее сами в дом понесли, к вещам. Стала она копаться в многочисленных сундучках и увязочках, и о чудо, на дне одного из сундуков обнаружила коробочку с антибиотиками, а также таблетки от кашля. Вот тут-то она и не выдержала, упала на колени и от всей души выдохнула: «Спасибо тебе, Господи!»
Наталья вытащила все лекарства из упаковки, кинула ее быстрее в печь, чтобы и следов не осталось, завернула таблетки в платочек, а сама быстрее взяла одну, растолкла в порошок и пошла в комнату. Пока она так возилась, в комнату неспешно вплыл какой-то священник в скромном облачении. Оказалось, местный, рядом живет, всех знает и всех окормляет. В Васино была небольшая деревянная церковь Успения Пресвятой Богородицы, где он и служил. Прихожан было немного и, видимо, до него и дошла молва о болезни Машеньки.
И опять Наталья действовала на автомате, подошла под благословение, поцеловала руку, спросила только: «Отец Павел, а вы-то как здесь?» На что ей густым басом ответили: «Как же мне не быть, прослышал я, что Машенька плоха, вот и пришел ее исповедовать и причастить!»
Ох, и рассердилась учительница, но виду не показала, знала, что в это время церковь всем правит, с ней спорить себе дороже. Говорит спокойно: «Рано вы, батюшка, Машеньку в покойницы записываете, тут Карл Карлович какие-то порошки оставил, сказал, сильно хорошие, вот и посмотрим, может, помогут они! А уж если не помогут, так тому и быть!» Покивал он головой, постоял рядышком, молитвы побормотал, кадилом помахал. Вот и славно, хоть мешать не будет.
Выпоила она Маше свою таблетку под видом порошка лекарского и присела в кресле рядышком. Оставалось только ждать да на чудо надеяться. И видно, в тишине да тепле она задремала.
Почувствовала, что охватила ее вновь уже знакомая метель, понесла куда-то. И очутилась она снова, как ни в чем не бывало, в своей машине, за рулем, хотя хорошо помнила, что из нее выходила, а рядом телефон лежит, заливается! И только мокрые следы растаявшего снега на полу напоминали о метели, которая вновь вернула ее на место. Оказалось, что прошло часа три и за это время было десять пропущенных звонков и пятнадцать эсэмэс от Инки. Совсем она про нее, бедняжку, забыла!
Взяла трубку, сказала: «Алле!» А в ответ сначала тишина, а потом через секунду – звуки плача, перемежающиеся с очень солеными матерными выражениями! Вот так на, ни разу Инка не ревела, это Наталья любительница слезки полить, а подруга – стойкий солдатик, привыкший выслушивать жалобы других и не принимающий близко к сердцу все эти «сопли с сахаром», как она выражалась. Впервые Инна так сильно переживала за подругу – метель бушевала и у них на даче, да так, что и носа не высунешь, связи не было, и она уже напридумывала самых страшных страстей.
И так Наталье приятно было осознать, что за нее переживают и ценят, что она уже была совсем спокойна, и свое перемещение восприняла как самое обыденное событие. Видно, и здесь в ней нуждались.
Пришлось успокаивать подругу, объяснять, что из-за метели связи не было, что у нее все нормально, но на дачу она уже не поедет, а вернется домой, короче, вешать лапшу на уши профессионалу.
Вроде поверила, потом ворчать стала, значит, отошла, все порывалась приехать, проведать, да сто раз переспросила, правда, что все
