Змей на лезвии - Елизавета Алексеевна Дворецкая
– Не было никакого свидания! – Вефрид надулась. – Модир минн[18], но ты-то не можешь думать, будто я… будто мне приятно… Да кто он такой, этот Коль, чтобы я ему назначала свидания? Я не забываю, кто я такая!
По семейному преданию, отец Эскиля был внуком знаменитого в Северных Странах конунга Рагнара, по прозванию Меховые Штаны, хоть родство это и установилось через побочную, случайную любовную связь. Тетка Хельги, Арнэйд, была замужем за Эйриком Берсерком, конунгом Мерямаа; в детях Хельги не было крови рода Мунсё[19], но имелось кровное родство с детьми и внуками Эйрика, и обе стороны об этом родстве не забывали. Благодаря этим обстоятельствам дети Эскиля Тени и Каменной Хельги почти с полным правом могли указывать на свое королевское происхождение. С более полным правом, чем их отец. Пока Эскиль Тень был всего лишь бойким вожаком варяжских наемников, опытные люди ему говорили: чтобы притязать на родство с конунгами, тебе нужно завоевать собственное королевство, а без этого никому нет дела, с кем однажды переспала твоя бабка. Видимирская волость, конечно, не заслуживала названия королевства, Эскиль подчинялся владыкам Озерного Дома – мерянским князьям, но все же занял положение достаточно видное, чтобы объяснять свой успех частичкой королевской удачи, полученной по наследству после любовного приключения его бабки Уны. На это намекало имя младшего из сыновей – Рагнара. Старшего сына Эскиль, тогда еще не владевший Видимирем, назвал в честь своего бывшего вождя, который в его глазах стоял выше, чем родной отец. Его родичи на Руси никому не были известны, зато Хавстейна Волчьего Зуба, павшего в битве у стен Гераклеи, уважал даже Мстислав Свенельдич.
– Хотела бы я знать, кто такой этот Коль – на самом деле! – Хельга бросила выразительный взгляд на мужа. – Я сразу тебе сказала, Эскиль: они нагородили нам вранья, эти два брата. Глаза их мне не нравятся. Они что-то скрывают и чего-то боятся.
– И поэтому мы должны бояться их? – выразительно удивился Эскиль.
– Мы должны быть осторожны. С ними дело нечисто.
– Это видно, что у людей большие неприятности. Но Мистина – большой умелец создавать людям неприятности, мне ли не знать? Думаю, боятся они его, поэтому и забрались из Киева в такую даль. Орм говорил мне: они знали, что я и Мистина – враги навсегда, потому и искали приюта у меня. Они знали, что я их не выдам, а он не решится искать их здесь у меня.
– Да что же они такого натворили, что Мистина может искать их даже на другом краю света! И откуда они знали о вашей вражде? Ведь это было двадцать лет назад.
– Это знала вся Ингварова дружина, человек с тысячу. И все это были кияне. Орм сказал, что ему рассказывал отец. Его отец был среди людей Ингвара и сам слышал наши разговоры, когда Ингвар и Мистина встречались с Эйриком.
– Вот как? Кто их отец? Может, я его помню?
– Его звали Сварткель Снег. Я не помню такого, и ты едва ли вспомнишь. Нам в те дни было не до того.
Хельга задумчиво покачала головой. Она и Эскиль присутствовали при переговорах Эйрика Берсерка, дяди Хельги, с Ингваром киевским, но из его дружины запомнили только Мистину. В то время им хватало беспокойства о собственной участи.
– Но в чем состояла их ссора?
– Этого я не знаю, но нетрудно угадать. Орм очень зол на то, что Мистина при княгине Эльге забрал слишком много власти, и даже сам их князь, Святослав, вынужден так много времени проводить в походах, потому что у себя в городе он не хозяин. А родом Мистина Свенельдич немногим лучше остальных. Знатным людям слишком досадно клонить перед ним голову. Здесь немудрено поссориться.
– Они могут скрывать что-то такое, что не делает им чести.
– У многих есть такие тайны. Не знаю, кто им друг, но враг у нас общий, и совесть не позволяет мне отказать им в помощи. А если их обстоятельства переменятся, то друзья в Киеве могут быть нам полезны.
– Ты говорил, что с оружием они обращаются куда искуснее, чем с косой и граблями.
– Это верно. Когда следующим летом будем отсылать обоз в Булгар – эти двое нам послужат по пути куда лучше, чем на покосе.
Лучшую славу
Не златом добудешь,
Не блеском колечек,
А в пиршестве лезвий.
Муж благородный
В шлеме на поле
Сыщет веселья
В застолье валькирий.
– Как говорил мудрый Хникар! – хором провозгласили Хельга и Вефрид, знавшие, как любит их отец приправлять свои речи высказываниями древнего мудреца.
– Как бы там ни было, я не хочу, чтобы эти непонятные люди увивались вокруг моей дочери, – добавила Хельга. – Хотя бы пока не выяснилось, кто они такие и где их выучили лучше обращаться с мечом, чем с косой.
– Я тоже не хочу. Скажу им об этом, как увижу. – Эскиль встал и оправил пояс, собираясь надевать кафтан. – Раз уже дело дошло до свиданий на заре…
– Ничего это было не свидание!
– Хотя… – Эскиль задумчиво почесал щеку, глядя на жену. – Когда я начал увиваться за тобой, тоже все вокруг были недовольны.
– Чего я точно не хочу, так это чтобы моя дочь… повторила этот путь.
Хельга поджала губы и покачала головой, многозначительно глядя на мужа. Дети в семье не знали, что Видимир Несветович, чье имя носили город и озеро, был первым мужем Хельги и пал от руки их отца. Эту часть семейной саги Хельга предпочла от них скрыть, и то, что от прежнего населения в Видимире никого не осталось, ей в этом помогло. О занятиях молодости Эскиля они тоже не знали: им рассказывали только то, что родом он из Свеаланда и до прибытия в Мерямаа служил в дружине Ингвара киевского.
– Всякое, конечно, может быть… – задумчиво начала Вефрид. – Но на переодетого сына конунга Коль не похож. Сыновья конунгов – не такие. Правда, модир минн?
– Правда. – Хельга улыбнулась. – Логи-Хакон был самым видным мужчиной, кого я знала, кроме разве дяди Эйрика, но Эйрику тогда было уже под пятьдесят. А Логи было всего шестнадцать или семнадцать лет, но он выделялся и ростом, и статью, и красотой лица. И повадки у него были такие благородные, и дорогая одежда так ладно на нем сидела, и говорил он так красиво. И всегда поступал по чести.
– Ходили слухи, что он умер в
