Лариса Черногорец - Не любите меня! Господа!
— Я теперь твой муж, — он поцеловал её, ты стала моей, моей навсегда. Я не верю…я не верю что победил в этой незримой схватке с Истоминым, и с твоими пылкими чувствами к нему…
— А я верю, — она повернулась на живот, положила ладони ему на грудь и уперлась в них подбородком. — Я просто это знаю. Илья, папенька сказал, что ты под домашним арестом, и ты теперь все время будешь со мной. И еще — ты согласишься жить здесь, в нашем доме? Я понимаю, ты захочешь, чтобы мы стали жить отдельно в своем, но …
— Знаю, знаю, Григорий Тимофеевич переезжает в Отрадную, и просил, чтобы мы с тобой жили здесь, мы с ним уже все обсудили.
— Ты согласен?
— Я буду там, где будешь ты! — Он посерьезнел, — Юленька, скажи мне одну вещь.
— Какую?
— Почему ты согласилась быть со мной? Почему ты вышла за меня? Из-за ребенка? — он с надеждой смотрел ей в глаза, так, словно ждал чего-то совсем другого. — Скажи, почему ты выбрала меня?
— Тебя нельзя не выбрать.
— В смысле…
— Что ты хочешь услышать? Скажи…
— Ты никогда не говорила мне, что любишь меня. А я люблю тебя! Как безумец! С ума по тебе схожу. У моей любви твои шаги, глаза, твои руки, твои губы. У моей любви твоё имя…
Она улыбнулась и поцеловала его в губы.
— Иногда поцелуи говорят лучше слов…
Сладкая истома любовной страсти была лучшим лекарством для Юлии. В объятиях Ильи она не заметила, как пролетела ночь, она таяла от его жаркого шепота:
— Любимая, единственная, жена моя…
Она заснула на рассвете.
Илья накинул рубашку и засмотрелся на спящую жену:
— Спи. Спи сокровище мое, — он поцеловал её в висок, спи…
— Я не сплю, — она приоткрыла глаза, — я все слышу. Я сегодня не кричала во сне. Мне вообще ничего не снилось.
— Ты спала не больше часа. А тебе теперь нужно спать как можно больше.
— Я не могу, меня тошнит.
— Ну, я же доктор, я быстро тебя вылечу.
— Доктор, — она рассмеялась, тогда, как доктор ты должен знать, что от этого нет лекарства, пройдет само, через пару месяцев.
— Ну, уж нет, Юленька, я обречен на домашний арест с таким милым, таким дьявольски, нет ангельски милым созданием, которое теперь еще и моя жена и мать моего будущего сына, и я не буду смотреть, сложа руки, как ты мучаешься. У меня есть одно удивительное средство. Моя мама давала его жене моего брата. А моей маме давала его моя бабушка. Вот так. Жди, я сейчас.
Юлия застонала:
— Нет, это невозможно терпеть, — она встала с постели и кинулась в уборную.
Илья положил на подушку Юлии белую салфетку.
— Во-первых, давай договоримся, что ты не будешь вот так вот вскакивать и нестись в уборную каждый раз, когда тебя затошнит, от этого тебе будет с каждым разом только хуже. Во-вторых, как только проснешься, постарайся сесть и посидеть в кровати хотя бы полчаса, и только потом вставай. Ну и самое главное — при каждом приступе тошноты принимай вот это — он протянул ей чайную ложечку с каким-то снадобьем. Кисловато-сладкая, мятная смесь была очень жгучей и одновременно приятной на вкус.
— Подержи немного под языком и потом глотай.
Юлия поморщилась:
— Печет!
— Не капризничай. Я тоже с тобой, за компанию.
Раздался стук в дверь:
— Не может быть! Вы еще не встали?! Скоро полдень, — маменька сияла как свеженачищеный пятак. — Одевайтесь, отец хочет вас видеть. Обоих.
Спустя полчаса Юлия с удивлением заметила, что и следа от мучительной утренней тошноты не осталось.
— Ты гениальный доктор.
— Значит, ты во мне все-таки сомневалась? — Илья с улыбкой смотрел на жену. Она слегка похудела за последнюю неделю, от этого её глаза казались еще больше, а губы чувственней. Он подошел и, взяв её за руку, стал целовать её запястье.
— Я вылечу тебя от всех твоих напастей, тебе рядом со мной ничего — ничего не угрожает.
Он поцеловал кольцо на её пальце. Юлия обняла его и смотрела на это мужественное прекрасное лицо, гладила завитки его черных как смоль волос. Надо же. Она думала, что любила Истомина. Нет, наверное, она действительно любила Андрея, но то, что она испытывала сейчас, было так непохоже на то первое чувство. Тогда все холодело в груди и животе, чувства были яркими, сочными, полными романтики и мечты. Она пыталась разобраться, что чувствует сейчас. Илья как-то сразу стал ей близок по духу, она чувствовала невероятное тепло и силу этого мужчины. Она не испытывала трепетного благоговения как к Истомину, но она чувствовала страсть и желание, когда она была с Ильей. Он так горячо любил её, был так бережен и нежен и одновременно так пылок с ней. Она чувствовала, что сила, которую она в нем видела, была именно той силой, которая могла бы обуздать её натуру. Она мечтала мысленно в детстве именно о таком мужчине, который будет любить её именно так пламенно, с которым будет не страшно ничего на свете.
Она поцеловала его, ей так нравились его поцелуи.
— Отец ждет. Пойдем…
Деменев сидел в гостиной. Увидев улыбающуюся дочь в сопровождении Ильи, он радостно поднялся со стула и обнял обоих:
— Ну, теперь о главном. Пока не решится вопрос с вашим делом, Илья Иванович, я останусь в городе. Как только мы разрешим эту ситуацию — я уеду в Отрадную. Средства от продажи рудников и завода я намерен вложить в сельское производство. Кроме того, я намерен организовать конезавод — самый серьезный в России — матушке. Дочь у меня единственная, и в качестве приданного, я даю за Юлией имение в соседней Смоленской, и надеюсь на ваше участие в делах конезавода. Я, правда, ни бельмеса в этом не понимаю, но с компанией знающих людей, думаю, у нас все получится. И еще. — Деменев достал среднего размера черную бархатную ладанку. — Это вам. На свадьбу. На всякий случай.
Илья взял ладанку и, открыв, перевернул её на ладонь. На руке лежала свернутая рулончиком широкая черная бархатная тесьма. Юлия развернула её. К тесьме были прикреплены, по меньшей мере, два десятка граненых алмазов. Деменев широко улыбнулся:
— Это из Саха. Самые крупные. На один такой можно два года жить. Это вам.
— Спасибо! — Юлия расцеловала отца. — Спасибо, папенька.
— Спасибо, Григорий Тимофеевич. Только я по прежнему остаюсь при своем мнении — мне нужна только Юленька. Я врач, и голодными мы никогда не останемся.
— Да и прехороший врач, как я посмотрю, — вон Юленьку на ноги поставил, а ведь как бедная маялась. Ну ладно, идите уже. В столовой накрыто. Давайте завтракать.
* * *Сияющий Васильев стоял перед Деменевым.
— Я все уладил — каких-нибудь десять дней и ваш зять оправдан по всем статьям.
