Яна Долевская - Горицвет
Городовому не слишком понравилась фамильярное обращение к нему при исполнении важной миссии — задержании опасного преступника, но ответить старому приятелю, каковым был Тимофеев, пришлось по возможности дружелюбно.
— Он самый, нарушает, вишь.
— А я что говорю, — подхватил Тимофеев. — Я, Соломон Иваныч, предупреждал их милость. А они мне, пустяки, мол. И вот видите, что вышло.
— Вижу, вижу. — Тот, которого Тимофеев назвал Соломном Ивановичем — человек — обезьяна — бегло оглядел Юру шустрым живым взглядом и добавил, обращаясь к городовому: — Э-э, любезнейший, вы подождите минутку. Тимофеев, сделай, братец, милость, позови Грега. Он здесь как раз недалеко, в клубе. Ему будет любопытно увидеть. Тимофеев, кивнув, тотчас удалился, а городовой отчего-то нахмурился.
— Чего тут любопытного? Не положено.
— Полноте, любезнейший, что вы такое говорите, что тут собственно такого…э-э… — Соломон Иваныч как-то изощренно ловко выложил свою руку из кармана и переложил ее в карман городового, все еще продолжавшего цеплять Юру за шиворот. Мало кем замеченный жест, тем не менее, имел выдающиеся последствия — городовой перестал поддерживать Юру за шкирку.
— Ладно. Никуда не денется. А вы чего рты раззявили, — рыкнул он в сторону зевак. — А ну, разойдись, нечего, нечего, тут вам не в цирке. Не положено.
— Да, господа, прошу вас, — поддакнул Соломон Иваныч. — Ничего интересного. Расходитесь.
Емельяныч начал усиленно расталкивать особенно любопытных, направляя их подальше в сторону от места происшествия. Впрочем, большинство зрителей рассеялось, не дожидаясь принуждения. Когда возле автомобиля остались лишь городовой, Юра и Соломон Иваныч, к ним подошли еще двое. Впереди, не спеша, раскуривая на ходу сигару, шел высокий широкоплечий Грег, он же Чернявый, в распахнутом щегольском пальто, за ним — упитанный Тимофеев в пышной ливрее. Юра зажмурился и непроизвольно вздохнул. Ему вновь стало страшно.
Грег сдержанно поприветствовал собравшихся и с заметным недоверием посмотрел на Юру.
— Вы, юноша, выбрали весьма неудачный день для вашей проделки, — сказал он помедлив и насмешливо сощурил холодные глаза. — Со вчерашнего дня в баке почти не оставалось бензина. Его только завтра утром обещали доставить из Нижеславля. Но, впрочем, может быть, это не вы вздумали угнать мой шпиц?
Юра вздрогнул от такого неслыханного оскорбления. «Угнать? Да за кого он меня принимает!»
— Он, он. Больше некому. Вишь, как зыркнул волчонком, — сказал Емельяныч, попробовав встряхнуть Юру для острастки.
— Оставьте его, — небрежно, но с грозной ноткой в голосе возразил Грег. — Итак, кто же это сделал?
— Я. — Юра почти равнодушно посмотрел на Грега. Сказав правду, он, безусловно, навлекал на себя неизбежный позор, но, не сказав, потерял бы нечто столь важное, для чего у него пока не находилось слов. Грег не сводил с него холодных глаз.
— Я не хотел, чтобы так вышло.
— Что именно?
— Я не собирался угонять вашу машину.
— Не верьте ему, господин Грег, — взревел Тимофеев, — врет, врет, проклятый чертенок.
— Окажите мне такую любезность, Павсикакий Анимподистович, — прервал его Грег, — передайте старшему коридорному, чтоб мне приготовили через час ванну.
Тимофеев обиженно притих, но, чуть-чуть помявшись, послушно поплелся к гостинице.
— Так зачем же вы все-таки отогнали автомобиль на эту улицу? — снова спросил Грег.
— Я хотел покататься, — ответил Юра, смущаясь и чувствуя, что краснеет до самых корней волос.
Так стыдно было почему-то выглядеть маленьким мальчиком в глазах этого большого, смеющегося над ним, человека. А то, что Грег подсмеивается, да еще получает удовольствие от всего этого комичного расследования не вызывало сомнений. Но именно в ту минуту, когда Юра подумал об этом, во взгляде Грега произошла какая-то странная перемена. Он целиком сосредоточился на Юрином лице.
— Послушайте, молодой человек, — сказал он, стряхнув пепел с сигары и обдавая его смешанным запахом душистого дыма и вина, — вы мне сейчас удивительно напомнили… Послушайте, у вас есть… ну, скажем, сестра?
— Да… Есть… она, да. — Юра недоумевал. В самом деле, при чем тут его новорожденная сестра?
— Я так и думал. — Грег отвернулся, возвращаясь к прежнему холодновато-насмешливому тону. — И увлеченность автомобилями у вас, очевидно, семейственная, как и эта двусмысленная способность без видимых причин заливаться румянцем. Вот что… — он окинул взглядом Емельяныча и своего неказистого приятеля. — Ты разберись тут, Соломоша — сказал он, обращаясь к последнему. — И пришли кого-нибудь, чтобы машину оттолкали обратно, пока какой-нибудь здешний умник не разобрал ее на утиль.
— Как это то есть? — возмутился городовой. — Тут вам, господа, ни абы что, а место происшествия. А вы тут распоряжаетесь. Не положено.
— Успокойтесь, любезнейший, — прервал его сахарным голосом Соломоша. — Мы сейчас с вами обо всем договоримся. — И ласково осклабившись, добавил:
— Разве вы не видите, что владелец автомобиля не желает продолжать разбирательство и давать какой-либо ход делу?
— Совершенно верно, — подтвердил Грег, — не желаю. По-моему, этот молодой человек — он кивнул на Юру, — и так достаточно пострадал. Кстати, молодой человек, почему вы все время держитесь за плечо?
— Ушиб, кажется, — сквозь зубы проронил Юра.
— В самом деле? Подойдите-ка сюда, поближе. — Грег указал Юре, как ему показалось, на самое яркое место под фонарем.
Расположившись там, он повелительно предложил Юре снять его фальшивое пальто и принялся бесцеремонно ощупывать доверчиво подставленное больное предплечье. Осмотр сопровождался короткими вопросами, вроде: «Здесь больно? А здесь?». Юра был так сбит с толку, что едва-едва бурчал что-то в ответ. Но так как больное место вскоре само себя обнаружило, Грег почти обрадовался: «Да у вас заурядный вывих».
Юра еще запомнил любопытные взгляды Емельяныча и Соломоши, обращенные в их сторону. Запомнил шелест подъехавшей пролетки, из которой вышли полицейский полковник, кажется, это был сам полицмейстер, и еще один, вроде как участковый пристав, их вопрошающие и несколько недоуменные взгляды. Запомнилось и то, с каким безразличием встретил их появление Грег. Он едва кивнул им, продолжая сидеть перед Юрой на корточках, твердо сжимая его больную руку двумя пальцами. Затем он быстро встал, словно бы слегка потянул Юру к себе, а потом произвел сильное и резкое движение, от которого Юра невольно вскрикнул. Наступившее спустя несколько секунд облегчение, вызванное прекращением нудящей боли в плече, было так удивительно, что Юра не сразу расслышал и осознал звучавшие над ним голоса:
