Лоретта Чейз - Не совсем леди
Сердце Шарлотты сжалось, но все же ей с трудом удалось сохранить внешнее спокойствие.
– Люди иногда бывают такими злыми… Они плохо относятся к детям с физическими недостатками или к тем детям, у которых нет родителей, – проговорила она. – Можно подумать, дети в этом виноваты!
Дариус внимательно вгляделся в лицо Шарлотты.
– Боже, да вы плачете? Какой же сентиментальной особой вы временами становитесь, право!
– А вот и нет. – Шарлотта недовольно фыркнула. – А если бы и плакала, то что из этого? У вас ведь тоже сердце, а не камень: я слышала, как вы заверили мальчика, что он больше никогда не вернется в работный дом.
Дариус пожал плечами, и от его проницательного взгляда ей стало не по себе.
– Что-то не так, вы сами на себя не похожи и как-то странно себя ведете с того самого момента, как споткнулись о ведро с водой.
И тут Шарлотта представила лицо мальчика ясно и отчетливо, как будто он сейчас стоял перед ней, отчего на нее снова нахлынула печаль, бездонная, как море. Она почувствовала, что черная тоска грозит поглотить ее, как это было с ней десять лет назад.
Безысходность. Отчаяние. Темнота.
Нет, больше такого с ней не повторится. Если она снова погрузится в эту темную бездну, то уже никогда не сможет снова выбраться из нее.
В порыве охватившего ее отчаяния Шарлотта обвила руками шею Дариуса и привлекла его к себе, прижимаясь к нему с таким неистовством, словно была утопающим, хватающимся за брошенную ему веревку.
Она прижалась губами к его губам и поцеловала его так, словно теперь он оставался ее последней надеждой на жизнь.
«Заставь меня позабыть обо всем», – неслышно произнесли ее губы, И, словно читая ее мысли, Дариус поцеловал ее жадно, исступленно, так что ее печаль растворилась в тепле и ласке их объятий. Как во сне, Шарлотта гладила его руки, чувствуя рельефные мускулы. Потом положила свои ладони ему на грудь – такую широкую и твердую – и, на мгновение завладев ею, стала, словно слепая, изучать его тело тонкими пальцами. Даже холодок стыда не мог вытеснить тепло этих прикосновений и чувство, что он принадлежит ей, а она – ему, и вскоре и стыд, и страх, и печаль, и тоска окончательно исчезли, а с ними исчезло и прошлое со всеми его несчастьями.
Теперь с ними оставалось только настоящее, а все остальное не имело значения – только его нежные губы на ее шее, только теплые ладони, которые ласкали ее грудь так, словно Дариус старался запечатлеть в своей памяти их форму. Имело значение то, что он расстегивал сейчас ее лиф, то, как под слоями одежды ее кожа откликалась на его прикосновения.
Тепло разливалось по всему ее телу, проникая под кожу, опускаясь в низ живота. Только один миг. Только этот миг имел смысл. Это счастье. Счастье испытывать желание и чувствовать себя желанной.
Шарлотта запечатлела в своей памяти ту нежность, которую Дариус уже успел ей подарить, и теперь возвращала ему ее сторицей, осыпая поцелуями его лицо. Всеми своими ощущениями она откликалась на его мужественность – запах дорогого мыла и крахмала, легкий аромат лесных трав, – все это, смешанное вместе с властным запахом его кожи. Шарлотта купалась в этих ощущениях, прикосновениях, вкусе и запахе. Если она сейчас и чувствовала, что падает в бездну, это была не юдоль печали, а море наслаждения. Она словно бы окунулась в диковинное озеро с прозрачной водой в каком-то экзотическом месте, удаленном от цивилизации. Мрак, в который погружалось сознание, не страшил ее, а, напротив, ощущался сейчас ею как благостное чувство. Это была темнота летнего ночного неба, расцвеченного яркими звездами и освещенного полной луной.
Шарлотта просунула руки под сюртук Дариуса и ощутила под пальцами замысловатые узоры вышивки на его жилете. Его тело манило ее как магнитом. И ее руки вскоре оказались на его спине, под жилетом, а потом устремились ниже, к краю его поясного ремня. Руки Шарлотты пробрались под ремень, туда, где единственным барьером, отделявшим ее от его кожи, была тончайшая ткань.
Через эту материю тонкой выделки она ощущала пальцами форму его спины и тепло его кожи. Дариус был так красив и силен, его кожа так живо трепетала под ее прикосновениями!
Шарлотта потянула за рубашку, но ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем она высвободила рубашку из брюк. Она протянула руку, чтобы найти пуговицы, но вместо этого ее рука наткнулась на его мужское естество, которое раздулось и пульсировало.
Она не отдернула руку и стояла, замирая от волнения, с бешено колотящимся сердцем. Внизу ее живота поднималось желание – пульсирующее и сильное до боли.
Дариус застонал и накрыл ее руку своей ладонью, а затем сказал ей что-то, но его голос был таким глухим и хриплым, что Шарлотта не разобрала ни слова.
– Да? – робко переспросила она.
– Нам нужно остановиться. Сейчас же. Остановиться? Она не желала останавливаться и поймала только одно: что безумно хочет его.
– Скажи, почему?
С его губ слетел толи всхлип, то ли стон.
– Что? – переспросила Шарлотта.
– Если мы не остановимся сейчас, – проговорил Дариус очень медленно, – тогда вам придется выйти за меня замуж. – Он опять немного помолчал. – Я не верю, что вы этого на самом деле хотите.
И в самом деле, слова «выйти замуж» подействовали на Шарлотту как ушат холодной воды. Вздрогнув, она мгновенно очнулась от своего сумасшедшего рая, резко отдернула руку и отшатнулась от него.
– Ах, – пробормотала Шарлотта, не узнавая собственный голос, низкий и хриплый, похожий на голос какой-то незнакомой женщины. Она перевела взгляд на свои руки – гадкие и порочные, потом посмотрела на Карсингтона, прямо в его золотистые глаза. – Что я делаю? Как я могла!?
– Вот именно, – угрюмо согласился он. – Именно об этом я и собирался вас спросить.
Глава 9
Шарлотта отвернулась, ее взгляд блуждал по стенам конюшни, по окнам, по мощеному полу, по гладким бокам коней. Наконец Дариус увидел, как она расправила плечи, выпрямила спину и высоко подняла голову.
– Я просто попыталась вас отвлечь…
– И надо признаться, это вам удалось. – Дариус вздохнул. Никто еще так сильно не отвлекал его.
«Все это из-за нехватки практики», – подумал он. За исключением того кратковременного периода, когда он был более-менее невинным, Дариус никогда не имел дела с девственницами.
К сожалению, такое объяснение нельзя было назвать удовлетворительным. Как-никак он уже не мальчик, а поэтому не должен был чувствовать себя так плохо, как сейчас, – словно больной, медленно поправляющийся после лихорадки.
Дариус медленно отходил от любовной горячки, размышляя о том, что не должен был так долго ощущать запах ее тела и вкус губ, чувствовать ее прикосновения…
