Майкл Скотт - Восточные страсти
Но мисси Сара была непреклонна.
— Ты совершенно прав, — произнесла она, — в том, что я действительно очень хорошо знала Лайцзе-лу. Настолько хорошо, что готова отстаивать свою правоту в этом вопросе. Перед отплытием в Срединное Царство Лайцзе-лу сама говорила об этом. И, зная ее хорошо, я не усомнюсь, что она попыталась и до тебя донести свое пожелание и надежду, что ты женишься снова.
Он был явно смущен. Его показное самообладание рассеялось.
— Да, я припоминаю, — пробормотал он, — что-то в этом духе она действительно говорила, но не думаю, что стоит относиться к этому так серьезно. Это был просто один из тех бескорыстных жестов, которые были для нее так естественны.
— Это был бескорыстный жест, — ответила Сара, — но, нравится тебе или нет, она имела в виду именно то, что сказала. Она понимала тебя, Джонатан. Она знала, что тебе нужно. Ей было ясно, что, только имея жену, ты сможешь жить счастливо в этом мире. Так что ее пожелание о том, чтобы ты женился снова, надо понимать буквально.
Он опустил взгляд в пол и повертел носком ботинка.
— Ради блага детей я готов это сделать, — сказал он. — Но мне неведома ни одна женщина, которую я бы мог хотя бы на секунду представить своей будущей женой. Я не могу вообразить себе, что такая женщина существует на свете. Простите, но я не в силах заставить себя чувствовать по-другому.
Книга вторая
I
На холмистом взгорье, сбегавшем к самому побережью Южно-Китайского моря, расположился рыбачий в недалеком прошлом поселок Цзулун, для прежних обитателей этих мест с каждым днем все менее узнаваемый. Неподалеку в море находилась целая группа островов, и самый большой из них назывался Гонконг. Эту колонию в результате «опиумной» войны Китай уступил Великобритании, и теперь остров развивался еще более бурными темпами, чем его сосед Цзюлун. Гора Пик — высотой примерно две тысячи футов над уровнем моря — смотрелась в воды одной из самых больших в мире естественных гаваней, и эта глубоководная бухта, а также стратегические выгоды привлекали сюда корабли со всего света, среди которых выделялись торговые суда Великобритании и Франции, но главным образом — Соединенных Штатов.
Даже наиболее оптимистично настроенные британские шовинисты не могли бы предсказать столь стремительного, как полет кометы, экономического роста Королевской Колонии Гонконг. Все, что сделал Лондон, так это предоставил генерал-губернатора, два полностью укомплектованных полка и силы для поддержания общественного порядка, а кроме этого занялся укреплением местной базы королевского военно-морского флота. Все остальное было заслугой купцов и деловых людей западного мира. Они настолько оказались одержимы идеей завладеть китайским фарфором, шелком и чаем, что их корабли усеяли акваторию гонконгской бухты, и ни китайцы, ни англичане не в состоянии были справиться с их жадным спросом на товары и услуги.
Силами королевского флота на вершине горы была выстроена наблюдательная вышка, и с ее высоты офицеры могли ежечасно насчитать от пятидесяти до семидесяти пяти иностранных кораблей, стоящих на рейде гавани. Нигде в мире — будь то Лондон, Нью-Йорк или Гамбург — передвижение морских судов не было столь интенсивным, эффектным и прибыльным.
Из множества компаний, имеющих постоянное представительство в Гонконге, ни одна не пользовалась такой известностью, как «Рейкхелл и Бойнтон», чьи доки легко было узнать по пришвартованным к ним клиперам. За доками располагались массивные пакгаузы. То было сердце дальневосточной империи «Рейкхелл и Бойнтон».
Из крошечного одноэтажного каменного домика, большинство постояльцев которого были клерки, правила этими владениями Молинда. Скорее она напоминала какую-нибудь девушку из баров, которые охотно посещали здешние моряки, чем уполномоченного представителя гигантской фирмы. Однако правила она своим владением твердой рукой, а ее коммерческая изобретательность, благодаря опыту, полученному у Толстого Голландца, бывала почти изощренной и делала ее заметной фигурой в Гонконге.
Неизбежно она стала предметом всевозможных измышлений со стороны прибывающих в Гонконг англичан. Было известно лишь то, что она жила одна, не появлялась на людях, что была вдовою безвестного отпрыска царствующей семьи и живо отправляла восвояси всех самозваных ухажеров. Были и те, кто не мог уразуметь, как ей удается попросту выживать в зловонных джунглях гонконгского корабельного мира. Такие люди не знали о существовании гиганта Лу Фаня, который считался ее дворецким. Все охранники в компании, даже те, которые принимали участие в погрузке и разгрузке кораблей, работали под его непосредственным руководством и были подотчетны ему. Всякий, имеющий дело с Лу Фанем, относился к нему с большим уважением, и никому не приходила в голову мысль надуть или одурачить его.
Молинда регулярно появлялась в доках, чтобы поприветствовать все прибывающие корабли «Рейкхелл и Бойнтон», и всегда провожала их в обратный путь. Часто она в полночь обедала с капитанами этих судов в закрытом клубе неподалеку от порта, который посещали лишь владельцы и управляющие доков и судоходных компаний. Успехи в собственном деле и профессиональная компетентность снискали ей здесь целую армию почитателей.
Всем в порту было известно, что армия эта не включала в свои ряды Оуэна Брюса, заклятого врага Джонатана Рейкхелла. Неприязнь Брюса, которая перекинулась теперь на Молинду, ничуть не дискредитировала ее. Коллеги недолюбливали Брюса, во многом благодаря его высокомерной браваде тем, что его нынешние успехи имеют источник в контрабанде наркотиков в Китай, деятельности, находящейся под строжайшим запретом императора Даогуана. Англичане не ставили позорного клейма на тех, кто приторговывал опиумом, но у большинства из этих людей хватало совести помалкивать о своем недостойном промысле. Казалось, Брюсу доставляет удовольствие безнаказанно попирать законы Срединного Царства.
Беда свалилась тогда, когда ее никто не ждал. Однажды утром Молинда, не веря своим ушам, услышала, что прошедшей ночью один из пакгаузов «Рейкхелл и Бойнтон» был взломан, а шелк стоимостью в двадцать тысяч американских долларов — похищен. Эти рулоны были приобретены еще благодаря связям покойного Сун Чжао, и Молинда была донельзя удручена — отчасти из-за того, что так обернулась первая деловая операция, которую она непосредственно проводила с людьми, имевшими когда-то дело с легендарным Суном, отцом Лайцзе-лу, отчасти же из-за того, что для компании, изо всех сил стремящейся продержаться на плаву, этот удар мог иметь ужасные последствия. Она послала за Лу Фанем, и тот не заставил себя ждать.
