Аманда Маккейб - Зимняя королева
Энтон был худощавым, с мускулатурой, развитой от физических упражнений. Кожа была гладкой, с оливковым отливом, с нечастыми жесткими черными волосами. И Розамунда смотрела, она не могла не смотреть. Энтон был сильный, красивый, как бог северной страны. Он наклонился над постелью и заключил ее в добровольный плен. Голова его приблизилась, и губы припали к ее рту в страстном поцелуе, который затмил все вокруг. Не было ни сомнений, ни страха, только осознание, что этой ночью она его, а он ее!
Потом он прервал поцелуй, стащил с нее сорочку, отбросил на свою рубашку и принялся целовать ее снова. Розамунда, ощутив его кожу на своей груди, вскрикнула от нестерпимого желания.
— Прости… я не могу… сейчас… — шептал он. Она согласно кивнула, закрыла глаза, чувствуя, как его рука скользит между их телами. — Прости, — еще раз прошептал он ей в щеку, когда его тело напряженно замерло на ней. — Прости…
И она почувствовала молниеносную вспышку боли. Она старалась сдержать крик. Но он сам собой вырвался из ее губ.
— Тшш, — промурлыкал он, его тело замерло на ней. По его дыханию на своей коже она почувствовала, как он сдерживается. — Сейчас пройдет, — успокоил он. — Я буду осторожен.
И правда, пока она тихо лежала, боль медленно стихла, а внизу живота нарастал маленький клубок удовольствия. С каждым новым толчком, с каждым движением его тела, с каждым вздохом и стоном удовольствие разрасталось…
Вдруг, с невольным криком, он изогнулся дугой, резко выходя из нее. Она почти не заметила этого. Искры восторга превратились в огромные взрывы голубого, красного, белого пламени, угрожающего поглотить ее изнутри. И потом наступила темнота.
Открыв глаза, она обнаружила, что лежит на спине, на смятой простыне, совершенно обессиленная, а Энтон растянулся рядом с ней. Его рука лежала на ее талии, крепко прижимая к себе.
— Энтон…
— Ш-ш, — прошептал он, не открывая глаз и притягивая ее сильнее, пока их тела не сплелись снова. — Поспи немножко.
Розамунда закрыла глаза, опустила голову на его плечо и почувствовала, как спину холодит воздух. Она охотно согласилась поспать немного, с охотой оставалась здесь, в его руках, чтобы повторилось каждое мгновение.
Она спала, Энтон держал ее в объятиях, прислушиваясь к ее тихому дыханию, а ночь уже уходила от них. Свечи сгорели, и свет за окном превратился из темного в бледно-серый.
Женщины всегда занимали его. Он любил их, ему нравилось поговорить с ними, посмеяться, да и позаниматься любовью. Ему нравилось слышать их голоса, он любил их смех, их запахи, их изящество. Но он не встречал такой женщины, которая завладела бы его сердцем, как Розамунда. Он обнаружил, что полностью поглощен ею, и хотел быть рядом с нею все время. Когда она смеялась над его остротами, он воспарял духом. А когда они целовались… Энтон представить себе не мог, что можно вот так наслаждаться близостью женщины. Хотя Розамунда не могла бы найти более неподходящего момента, чтобы появиться в его жизни, он никогда не будет жалеть, что встретил ее, не будет жалеть, что провел эту ночь с нею. Он притянул ее к себе, нежно поцеловал в лоб. Она нахмурилась, что-то пробормотала, как бы протестуя, что ее выдергивают из приятной дремы.
— Уже поздно, — прошептал он.
— Как холодно, — шепнула Розамунда в ответ, прижимаясь к нему теснее.
— Мне ничего не надо, только оставаться бы с тобой здесь всю ночь, — сказал он. Больше всего он хотел бы лежать вот так, держа ее в своих руках. — А потом весь день, а потом все остальные ночи.
— Какая чудная перспектива, — ответила она, — но я не думаю, что смогу объяснить королеве столь долгое отсутствие!
— А то, что ты отсутствовала в течение нескольких часов, будет обнаружено? — обеспокоено спросил Энтон.
— Не-ет. — Розамунда покачала головой, ее волосы цвета платины шелковой волной упали ему на грудь. — Почти все фрейлины время от времени таинственно исчезают. Уверена, Анна что-нибудь придумает для меня.
— И все-таки я не хотел бы, чтобы у тебя были неприятности. — Он поцеловал ее в лоб. — Прости меня, Розамунда, мне надо было бы подумать об этом, прежде чем время для нас остановилось.
Розамунда рассмеялась:
— Да, мы сошли с ума! Но я не жалею. — Она села на постели, наклонилась к нему, чтобы поцеловать. Его губы были теплыми, вкуса вина и их ночи одновременно. — А ты?!
Он обхватил руками ее талию, целуя:
— Жалеть? Что был с тобой? Никогда, миледи. Ты самый большой дар, какой выпал мне в жизни!
Она ласково провела ладонью по его щеке, потом пальцы прошлись по лбу, носу, губам, будто запоминая его.
— Я провожу тебя до апартаментов, — хрипло выговорил он, неохотно отпуская ее, потому что должен был так поступить.
Розамунда молча кивнула, перекатилась через него, села на край кровати, потянулась за своей сорочкой. Он не сдержался, сел позади нее, целуя ее нежную шею. Розамунда вздрогнула и прильнула к нему спиной, а он обвил ее руками и ногами, крепко прижимая к себе.
Так они и сидели молча, эти прекрасно безумные мгновения, которые выпадали из времени и принадлежали только им. И не было в них ни обязанностей, ни опасностей, только они!
Глава 10
Праздник святого Фомы, 29 декабря
Розамунда склонила голову над своим шитьем, не в силах не улыбаться над тем, как пели другие леди. Она опасалась, что, должно быть, похожа сейчас на круглую идиотку, потому что все утро смеялась над любой шуткой. Но она не могла удержаться. Нельзя было усмирить маленького тепленького хохотунчика, затаившегося где-то глубоко внутри. Последнюю ночь она почти не спала. Когда пробралась в свою постель в плаще Энтона поверх незатянутого корсета, другие фрейлины уже давно спали. Не уснула она и после того, как разделась, тщательно свернула плащ Энтона и засунула его в шкаф под свою одежду.
Теперь Розамунда почти не сомневалась: она дурная женщина! Но пережитое того стоило, чтобы называться дурной. Может, завтра она будет все воспринимать по-другому, но сегодня ей казалось, что она плывет в облаке радости.
Королева сидела у окна с открытой книгой в руке.
Но она, казалось, не читала, а только смотрела через оконное стекло в раме, украшенной бриллиантами.
Фрейлины, те, что не пели, тоже читали, шили или играли в карты, как Анна и Катерина Книветт.
Когда Розамунда потянулась к своему швейному ящичку, чтобы достать клубок ниток, ее глаза встретились с черными глазами Анны Болейн на портрете. Она, казалось, предостерегала об опасности быть дурной, предостерегала даже через годы. Опасности верить мужчинам, опасности ставить сердечные дела над разумом и долгом. Но зато как приятно!
