Лесли Лафой - Невеста маркиза
– Дрейтон! – вдруг воскликнула Симона, заставив Тристана поспешно вернуться к настоящему.
Быстро пройдя через зал, Симона вошла в открытую дверь рабочего кабинета.
– Мои поздравления! Я слышала, что у тебя родился сын и что у Каролин все хорошо.
– Да, – отозвался мужчина за письменным столом и скрестившим руки на груди.
Тристан успел заметить, что этот мужчина примерно одних с ним лет и в его глазах не пылает ярость, хотя вряд ли его можно было назвать довольным.
Симона быстро запечатлела поцелуй на его щеке.
– Где ты была последние четыре часа? – последовал короткий вопрос.
– Она была со мной, – ответил Тристан от двери. Герцог Райленд выпрямился и посмотрел на Тристана.
– Полагаю, вы печально знаменитый лорд Локвуд?
Тристан кивнул.
– Лорд Тристан Таунсенд, маркиз Локвуд. Я готов пожать вам руку, но, думаю, мне следует отложить этот жест до более благоприятного момента.
– Если такой настанет. Моя подопечная была этой ночью в вашем обществе?
– Да, ваша светлость.
– Прошу прощения, джентльмены, – раздраженно воскликнула Симона, – может быть, и мне позволено будет что-то сказать?
– Нет! – ответили Тристан и герцог Райленд в один голос, после чего герцог иронично выгнул бровь.
– Ступай к себе в комнату! – приказал он Симоне, не глядя на нее. – Я скоро поднимусь и поговорю с тобой отдельно.
– Сэкономь время и силы, – с горячностью отметила Симона, упирая руки в бока. – Мне не десять лет, и это было моим…
– Нет Симона! – решительно прервал ее Тристан. – Прошу тебя, – проговорил он уже мягче, – не ставь меня в еще более неловкое положение. Иди и не спорь.
Симона резко вздернула подбородок и, не произнеся больше ни слова, удалилась из комнаты. Тристан протяжно выдохнул.
– Вы еще об этом пожалеете.
Неужели ему не послышалось, и в голосе герцога действительно звучит смех?
– Не сомневаюсь.
Герцог медленно поднял взгляд.
– Вы можете что-то сказать в свое оправдание?
– Нет, – быстро ответил Тристан. – Впрочем, да. Я ее хотел, я ее соблазнил, и я на ней женюсь.
Герцог кивнул и снова скрестил руки на груди.
– Теперь я должен поверить, будто Симона отчаянно сопротивлялась всем вашим попыткам и что вам пришлось чуть ли не изнасиловать ее. Тогда вам удалось выйти из этой передряги без единой царапины? Неужели Симона была вынуждена сделать что-то помимо ее воли? Пожалуйста, не держите меня за дурака.
– Ни в коем случае, ваша светлость.
Герцог склонил голову набок:
– Неужели, вы не знаете, что Симона славится своей взбалмошностью и упрямством?
– С упрямством я могу согласиться, но взбалмошность? – Тристан покачал головой. – Разве что совсем немного, но до такой степени, как ей хотелось бы внушить окружающим.
Герцог улыбнулся.
– Вы уверены, что мы говорим об одной и той же женщине? О Леди Неизбежной Катастрофе?
Тристан кашлянул.
– Симона – самая умная и рассудительная женщина из всех, кого я знаю, она намеренно создает возмутительные ситуации просто потому, что это самая интересная сторона ее жизни.
Секунду герцог обдумывал это заявление.
– Вы хотите сказать, что она запланировала сегодняшнее событие просто ради развлечения?
– Ну… В каком-то смысле. Но я убедил ее встретиться со мной ночью, – решительно заявил Тристан. – Мы оба пошли на это, полностью сознавая возможные последствия.
– И Симона готова за это расплатиться?
Тристан вспомнил, как упрямица возмущенно прошествовала мимо него при входе в дом.
– Она заверила меня, что готова, однако что у нее на уме в данный момент, я сказать не могу. Вам лучше узнать это у нее, когда вы будете с ней разговаривать один на один; я уверен, что она не станет осторожничать, выбирая слова.
Похоже, что эта перспектива одновременно и тревожила, и веселила герцога.
– A вы все так же готовы за это расплачиваться?
– Да, ваша светлость, готов.
Почему-то это заявление заставило герцога нахмурить брови.
– Могу я сделать одно замечание?
– Конечно.
– Большинство мужчин, которые желают жениться, просто приходят к парадной двери дома, стучатся и просят разрешения войти.
Тристан пожал плечами.
– Возможно, я не такой, как большинство мужчин.
– Это мне уже ясно. – Герцог поднялся и направился в глубь кабинета; – Не желаете бренди?
Вот уж поистине неожиданный поворот! Тристану хотелось отказаться, тем более что не было никаких шансов на то, что они с герцогом когда-нибудь станут друзьями. Однако ни герцог, ни он сам не закончили разговор – так не лучше ли провести остаток беседы за рюмкой?
– Да, спасибо.
– А теперь расскажите мне о себе, Локвуд, – сказал хозяин дома, протягивая Тристану рюмку.
– Что вы хотели бы знать?
– Обычные вещи. – Пожав плечами, герцог возвратился к письменному столу. – Сколько вам лет, в каком состоянии ваше поместье, есть ли у вас стабильный доход… Кстати, вы либерал или консерватор?
– Мне тридцать, – ответил Тристан, прекрасно понимая, что герцога нисколько не интересует, какими будут его ответы. – Поместье платежеспособно, но только потому, что я вложил в него мое личное состояние. Мои доходы основаны на судоперевозках, и хотя их величина меняется в зависимости от времени года, состояния морей и погоды, я ни в чем не нуждаюсь, а политика меня совершенно не интересует.
Герцог кивнул и, оценивая на просвет бренди, спросил:
– Зато моя подопечная вас, очевидно, интересует.
Так вот что на самом деле хотел узнать герцог!
– Мне нравится общество Симоны, – ответил Тристан с непринужденной откровенностью. – Она прекрасна, остроумна и жизнелюбива. А еще она необычайно честна и очаровательно прямолинейна. Я не могу не думать, что, если бы все женщины в мире были больше похожи на нее, жизнь стала бы гораздо более веселой и намного менее сложной.
Герцог улыбнулся.
– Если бы вы только что не скомпрометировали Симону, я мог бы проникнуться к вам симпатией: вы честны и определенно не лишены уверенности в себе. Право… – Герцог собирался еще что-то добавить, но остаток фразы остался незаконченным, а его улыбка вдруг погасла.
Тристан пригубил бренди, без особого энтузиазма ожидая продолжения разговора. Напиток оказался превосходным, и он сделал еще глоток.
Молчание становилось несколько неловким, так что он наконец спросил:
– Не скажете ли, о чем вы задумались, ваша светлость?
Герцог посмотрел в глаза Тристану и нахмурился.
– Симоне почти двадцать один год, – сказал он бесцветным голосом. – Ей было четырнадцать, когда она попала под мою опеку. До недавнего времени она вела значительно более замкнутую жизнь, чем прежде, и тем не менее мужчины на ее пути встречались с завидной регулярностью. Вы первый, кому удалось вскружить ей голову, и я пытаюсь понять, что именно она нашла в вас столь неотразимо привлекательного.
