Кэти Хикман - Алмаз
Девушке исполнилось пятнадцать, она переросла самых высоких мужчин. Широкая грудь, предплечья обхватом с две ляжки, ладони и стопы как лопаты — не женщина, а племенной бык. И внешность соответствующая: черные волосы, черные глаза, тонкие черные усики над верхней губой, как у подростка.
Увидев ее, лидер труппы сразу нашел способ сторицей окупить потраченные деньги. Он выставлял девушку напоказ, как насмешку природы. Назвал Дочерью Минотавра. Теперь Мариам работала постоянно, и ее клиентами были не только мужчины.
Следующие несколько лет силачка прожила еще хуже, чем у прежнего хозяина. Акробаты, семья Гриззани из Генуи, поступали с ней почти так же, как торговец, только ездили дальше, появились зрители, а Мариам запихнули в клетку. Настоящую, с железными прутьями, с запахом и засохшими фекалиями предыдущего жильца — танцующего медведя. Каждый день девушка часами сидела там с коровьими рогами на голове, а зеваки платили несколько монет, чтобы вдоволь посмеяться, кинуть камнем или гнилым яблоком или просто потыкать в «чудище» палкой.
Великанша потеряла счет времени. Однажды труппа заехала в предгорье, где люди говорили не на греческом или языке оттоманских повелителей, а на гортанном наречии, которое Мариам первое время совсем не понимала. Бедный городишко затерялся в глубине сосновых лесов. Обычно в такое захолустье не ездили. Женщины на улицах почти не показывались, а дети лишь украдкой таращились из окон.
Труппа разбила лагерь на окраине селения, у опушки пахнущего сыростью леса. В тот вечер представление собрало множество зрителей, но вид Мариам за решеткой разозлил мужчин. Некоторые даже предложили хозяину выкупить ее, чтобы отпустить на свободу. По крайней мере, девушка так решила. Тот поначалу наотрез отказался, но в глубине души Дочери Минотавра затеплился огонек надежды. На закате, против обыкновения поздно, к двери медвежьей клетки подошел синьор Гриззани.
— Что случилось? Что такое?
— Скоро узнаешь. — Он снял с пояса ключ и отпер решетку.
— Вы отпустите меня?
Вспоминая эти слова много лет спустя, Мариам чуть не плакала от жалости к наивному ребенку, который произнес их. Неужели тогда она еще не до конца поняла, кто такие мужчины?
— Отпустить? Тебя?
Предводитель труппы уставился на связку ключей. Потом так грустно посмотрел на Мариам, что великанша с трудом сдержалась, чтобы не броситься «освободителю» на шею.
— Меня выкупили? Спасибо, спасибо, синьор…
Как она мечтала о свободе! Каждый час, каждую минуту! Теперь силачка была вне себя от радости.
К ним подбежала синьора Гриззани, акробатка с гибким телом и холодным взглядом.
— Серджио, не отдавай им ее!
— Все обойдется, — мрачно пробормотал Гриззани.
— Как? Она, конечно, великанша, но еще совсем ребенок!
Мариам и сейчас помнила, как ее поразила горячность женщины. Ведь та не давала силачке лишнего ломтика хлеба, считала каждую съеденную ею ложку водянистого супа. Она почти жалела жену Гриззани. Не знала, как сможет выжить, но верила, что справится.
— Синьора, со мной все будет хорошо.
— Заткнись, толстая идиотка! Я не с тобой разговариваю! — Женщина взглянула на нее с презрением. — Серджио! С ума сошел? Послушай! Да эти собаки ее просто разорвут! — закричала она, дергая мужа за рукав.
Слова радости, распиравшие Мариам, застряли на языке.
— Какие собаки, синьора? — ошарашенно прошептала она. Земля под ногами закачалась, и девушка схватилась за решетку. — Какие собаки? — повторила тихо.
Но никто ее не слушал. Синьора Гриззани набросилась на мужа с кулаками.
— От нее останутся одни ошметки! Что мы тогда будем делать? — верещала акробатка.
Мариам стояла возле клетки и смотрела на драку — трогательная, неуклюжая, в промасленном кожаном жилете и брюках, с нелепыми рогами на голове. В глубине души она понимала, что те мужчины вовсе не так добры. Город, еще недавно бывший для нее оплотом свободы, теперь казался зловещим: темные мощеные улочки, полуразвалившиеся дома с соломенными крышами. С гор за селением спускалась легкая дымка. Клочья тумана просачивались через сосновый лес, как жуткие призраки. Ее собирались убить.
— Basta! У нас нет выбора, capito? — побледнев, заорал синьор Гриззани и двинул жене кулаком. Та отлетела к стене. — А ты пойдешь со мной.
В руках мужчина держал палку с металлическим острием вроде тех, которыми пастухи погоняют скот.
— Куда? — обмирая от ужаса, спросила великанша.
Хозяин лишь молча подтолкнул ее палкой в сторону деревни. Его руки дрожали. Почему Мариам не скрылась в чаще леса, пока была возможность?
Ну почему? Почему?
Долгие годы рабства — у родителей, у торговца, у цирка — сломили волю. Дочь Минотавра даже не подумала о побеге.
Она брела по улицам, склонив голову, словно осужденная на казнь. Разум был парализован страхом, и девушка едва понимала, куда идет. Женщины украдкой глазели на нее из-за дверей и занавешенных окон и в ужасе убегали, стоило великанше повернуть неуклюжую голову, все еще украшенную рогами. От нее, словно от опасного зверя, прятали малышей. «Неужели меня и правда считают чудовищем?» — думала Мариам, вглядываясь в лица прохожих. В глубине души девушка понимала, что для этих людей она монстр из чащи, который пожирает овец, крадет детей, прячется на недоступной горной вершине в заваленной костями пещере.
Чудовище, о котором долгими зимними вечерами у очага рассказывали их прадеды и которого сами они видели в ночных кошмарах.
Когда они подошли к медвежьей яме, почти стемнело. Острый частокол, суровые мужчины с пустыми глазами. Где-то вдали рычали собаки.
Синьор Гриззани подтолкнул остолбеневшую от ужаса девушку вперед.
— Все будет хорошо, — мрачно проговорил оп.
Их окружили мужчины. Мариам умоляюще посмотрела на хозяина, но тот даже не обернулся. Шум, неразбериха, громкий лай, крики… Чья-то рука вложила в ладонь великанши твердое и холодное. Нож.
Не успела Мариам и глазом моргнуть, как оказалась в яме с тремя боевыми собаками. Одна, небольшая, но крепкая и приземистая, тотчас взвилась в воздух на два-три фута и бросилась на девушку, норовя перегрызть горло. Силачку спас рост — тварь смогла допрыгнуть только до груди. Дочь Минотавра подняла руку для защиты. В нее впились острые зубы. Великанша отшвырнула зверя с такой силой, что гот, скуля, отбежал в дальний угол.
Не успела Мариам прийти в себя, как на нее накинулись два других пса. Она пыталась отбиваться кулаками, но была вынуждена отступить и выронила нож. Наклонилась поднять его — первая собака короткими бросками атаковала ноги, рыча и щелкая зубами. Крики мужчин. Местные наблюдали за боем. Дочь Минотавра возблагодарила судьбу за то, что на ней тяжелые кожаные сапоги.