Кэти Хикман - Алмаз
ГЛАВА 19
Все лето, страдая от удушающего зноя, женщины ехали на север. Останавливались в городках и деревнях, давали представления на ярмарках и праздниках. Днем скрывались от солнца, а ночью продолжали путь. Иногда дорога выводила к берегу моря, и случайно встреченный корабль подвозил их вдоль побережья. Мариам считала каждый грош, но после нескольких дней на суше, где можно было испечь яйца, положив их между камней, прохладный бриз казался пределом мечтаний.
Представления акробаток на деревенских площадях — зрелище поистине великолепное. Начинались они какофонией литавр, тамбуринов, барабанов и дудочек. Илькай, голос которой был даже громче звучного баритона Мариам, шла впереди, приглашая людей не хуже городского зазывалы: «Встречайте! Женщины из Салоников, знаменитейшая труппа, удостоившаяся чести выступать перед пашами, визирями и даже самим Великим Турком! Всего одно представление!»
За ней, выделывая неимоверные прыжки и кульбиты, — остальные в ярких разноцветных куртках и облегающих брюках, похожих на мужские бриджи. Следом гордо шагала великанша Мариам в красной бандане и бесформенном жилете, подпоясанном кожаным ремнем. Женщина везла тележку с реквизитом — горшками и сковородками, поленьями, пушечными ядрами, — которым пользовалась для демонстрации своей недюжинной силы. Иногда дочурки Елены, Нана и Лейя, сидели у нее на плечах, а иногда бежали впереди, становились на руки, делали сальто, изгибались назад и ходили как крабы. Шествие замыкала их мама: густо намазанное белилами лицо напоминало грустную маску, шутовской наряд в полоску весь расшит блестками, сверкавшими при каждом движении, — будто это и не человек вовсе, а покрытое инеем волшебное существо из другого мира.
Чаще всего люди радостно приветствовали труппу, забывая о ее сомнительной репутации. Но иногда против акробаток ополчались священники, а сельчане от страха не смели им перечить. Попы звонили в набат, швыряли в женщин камни, спускали собак — и несчастным приходилось идти дальше под палящими лучами солнца.
Несмотря на все опасения, русалка и ее малыш поначалу не доставляли особых хлопот. Недолго думая, Мариам окрестила молодую мать Фессалой, по названию моря, из которого ту выловили, но женщина на это не отзывалась. Похоже, она не могла смириться ни с именем, ни с одеждой, которую ей дали, ни с местом для сна. Остальные циркачки с самого начала подозрительно относились к загадочной сумасшедшей и звали ее просто «она».
Так и не набравшись сил, русалка вместе с малышом неподвижно лежала под самодельным навесом в углу повозки. Раны на запястьях и щиколотках заживали очень медленно, но Бог избавил страдалицу от лихорадки, которая наверняка бы убила ее. Что же до ног, стало ясно: кости срослись; но никто не верил, что она сможет ходить.
Женщина никогда не говорила, даже с малышом. Похоже, она вообще плохо понимала, что делать с ребенком, кроме как заворачивать в тряпье и держать рядом. Молока оказалось слишком мало для младенца, но Мариам выменяла одну из лошадей синьора Бочелли на дойную козочку. Елена пробовала говорить с русалкой на венецианском, испанском, греческом, даже на языке Оттоманской империи, но усилия пропадали втуне. Калека просто смотрела на нее странным немигающим взглядом.
— Может, она глухая? Или глухонемая? Или вообще слабоумная? — спросила Мариам.
— Нет, не думаю. Скорее, она просто… Не знаю, как сказать… — нахмурилась Елена. На языке вертелось слово «призрак», но произнести вслух… — Ее… будто нет. Просто нет.
Ночь выдалась безлунная, слишком темная, чтобы продолжать путь, поэтому женщины разбили лагерь: расставили полукругом в тени редких деревьев маленькие яркие шатры вроде тех, которыми пользуются кочевники.
Уложив малышек, Мариам и Елена растянулись на голой земле, взялись за руки и стали смотреть на звезды, слушая голоса товарок.
— Ты уверена?
— Да, уверена. Она умеет разговаривать. Вчера сама слышала, правда только одно слово.
— И что она сказала?
— «No!»
— И все? Маловато, — разочарованно протянула Мариам, вглядываясь в темноту. — Это может быть итальянский, испанский, французский… А почему она это сказала?
— Помнишь бархатную сумочку, которую мы нашли в ее одежде? Которую она все время открывает и закрывает?
— Да, помню.
— Так вот, моя Нана стащила ее поиграть. Когда «она» поняла, что произошло, разволновалась, приподнялась на локте и закричала: «No!» Нана тоже слышала, так что мне не померещилось.
Некоторое время женщины лежали молча. С холмов вдалеке доносились лай собаки пастуха и тихий звон овечьих колокольчиков.
— Интересно, откуда она родом? — Они уже потеряли счет подобным разговорам. — И как попала в зачумленную деревню?
— Она не похожа на крестьянку. Видела руки? Кожа такая бледная. Клянусь, она в своей жизни и дня не работала, по крайней мере в поле.
— Так она что, из благородных?
— Из благородных? Пavayiaµоv! Теперь уж точно нет, благослови ее Господь. И вряд ли когда-нибудь вновь станет аристократкой, — грустно добавила Елена.
— Бочелли сказал, что она попалась рыбакам в сети.
— И ты веришь? — Фокусница повернулась к Мариам.
— Думаю, такой пройдоха не скажет правды, даже если дать по яйцам, — презрительно фыркнула силачка. — Скорее всего, ее, на сносях, бросили неподалеку, а Бочелли нашел…
Чем больше великанша раздумывала над своей версией, тем менее правдоподобной она казалась.
— Какие скоты это сотворили? Только подумай, через что бедняжке пришлось пройти. Одна, без друзей, без близких… И при чем тут вообще Бочелли? Почему он так жаждал от нее избавиться? Не понимаю. Совсем. Мариам, он дал двух лошадей… Больше, чем султан за выступление в доме блаженства!
Минуло уже две недели, но Елена не перестала удивляться щедрости неприятного типа.
— Я хорошо торговалась, а он — дурак, — как ни в чем не бывало ответила великанша, хотя у нее самой душа была не на месте.
Да, цена была непомерно высокой. А еще, с тех пор как они взяли с собой русалку, в деревнях стали замечать странности. Сначала акробатка никак не могла понять, в чем дело: то внезапный порыв ветра, то клубы пыли появлялись из ниоткуда на пустынной улице. Ночью, несколько дней назад, они обнаружили неподалеку от лагеря еду: корзинку яиц, фрукты, несколько буханок пресного хлеба, ветку оливок. Угощение — или подношение — было аккуратно разложено на листьях. Возможно, Бочелли не такой уж и дурак. Мариам сунула руку в карман, нащупала русалочий амулет из чумной деревни и крепко сжала в кулаке. Наверное, стоит рассказать Елене и остальным о том, что поведал ей синьор. Только чуть позже…
