Симона Вилар - Коронатор

На глаза ей попалось стоявшее на комоде полированное оловянное зеркальце. Анна взяла его и принялась внимательно оглядывать себя. Глаза ее блестели, как у кошки, и казались огромными, кожа белела, словно перламутр, волосы растрепались и пряди выбивались из-под сетки. Анна сняла с головы обруч с жемчужиной и, резким движением сорвав сетку, вызывающе встряхнула волосами. «Такой он меня еще не видел. Раньше я была стриженой, как мальчишка. Алан Деббич, ха!»

Она насмешливо хмыкнула и начала расчесывать волосы. Внезапно, испугав ее, раздались мерные глубокие удары колокола в соседней церкви. Одиннадцать! Рука Анны замерла. Холод вновь объял ее. Где же Фил?

Она сидела не шевелясь, почти не дыша. Ее окружала тишина, нарушаемая лишь потрескиванием горящих дров да приглушенным храпом кого-то из постояльцев Дороти. Медленно тянулись минуты, и с каждой из них таяла надежда. Филип не придет.

Ее внимание привлек скрип уключин. Анна вздрогнула, словно пробудившись, и шагнула к окну. На залитой лунным светом глади Темзы темнела приближающаяся лодка. Лодочник налегал на весла, а на корме виднелась чья-то фигура. Анна тихо вскрикнула. Она сразу узнала этот разворот плеч, эту волну волос… Принцесса схватилась за грудь, пытаясь удержать рвущееся сердце.

– Филип… – прошептала она, хмелея от радости.

И вдруг стала спокойна, абсолютно спокойна, ибо поняла – ей нечего больше желать. Она прикрыла окно и слушала, как причаливает лодка, как рыцарь идет по пристани и стучит в двери гостиницы. Анна медленно опустилась в кресло и, откинув волосы, стянула их обручем. Горделиво выпрямившись, она повернулась к двери. Какое-то время оставалась спокойной, но затем, когда за дверью раздались неторопливые шаги, почувствовала, как опять теряет рассудок. «Где твоя гордость? Ты же принцесса!»

Она вцепилась в резных химер на ручках кресла, вскинула голову и сжала губы.

Дверь отворилась, и она увидела его. Филип наклонился – проем был низким. Его волосы упали на плечи, а когда он выпрямился, Анна увидела его смуглое лицо и светлые глаза.

В тот же миг ее, словно порывом ветра, сорвало с кресла и понесло к нему. Она вцепилась в его плечи, прижалась и затряслась от беззвучного плача. Филип обнял ее, подхватил на руки, стал носить по комнате, что-то приговаривая. Девушка не понимала его слов, она только судорожно обнимала его, опасаясь, что он исчезнет и все это окажется неправдой.

Филип сел на ложе, не отпуская свою драгоценную ношу, гладил, баюкал, укачивал Анну, как ребенка, пока не прошла ее дрожь, пока всхлипывания не стали реже и она не прошептала его имя. Тогда он наконец взглянул в дорогое заплаканное лицо. Анна попыталась улыбнуться, но глаза рыцаря оставались серьезными.

– Неужели это так, Анна?.. – только и вымолвил Филип.

Он больше ничего не добавил, но она все поняла и кивнула. Он смотрел на нее, и взгляд его был темен и глубок.

– Я думал, все в прошлом и ты забыла меня. Когда я смотрел на тебя сегодня у собора… Ты была прекрасна и величественна, как истинная принцесса. Сам король вел тебя под руку, а люди склонялись к твоим ногам.

– Так это был ты?

– Ты заметила меня?

– Нет. Но со мной что-то произошло в тот миг. Вернее, я вдруг почувствовала, что вот-вот что-то произойдет. И пришел ты.

Она улыбнулась светло и счастливо, хотя слезы ее еще не высохли, а губы распухли от плача.

Он снова обнял ее, и так они и сидели в тишине, не произнося ни слова, отгороженные от всего мира своей любовью…

Где-то прозвучал удар колокола. Филип почувствовал, как Анна вздрогнула, и еще крепче прижал ее к себе. Потом бережно усадил рядом. Она тут же испуганно ухватилась за его руку.

– Ты не уйдешь!

Филип беззвучно засмеялся.

– Я здесь.

Он подошел к камину и, разворошив угли, начал подкладывать поленья, оглядываясь через плечо на Анну. Чем ярче разгоралось пламя, тем прекраснее казалась она ему. Черты лица ее оформились, линии тела стали грациозными, и Филип вдруг подумал, что по-прежнему страстно желает ее, хотя все это время стремился убедить себя в обратном. Ему захотелось коснуться ее кожи, запустить пальцы в эти густые, ставшие такими длинными волосы. Но он побоялся вспугнуть ее. В своем порыве Анна была слишком ранима, слишком беззащитна.

Наконец рыцарь заговорил:

– Одному Господу ведомо, что я почувствовал, когда этот чернокожий ребенок протянул мне ладанку. Он выскочил из-под брюха Кумира, совал ее мне в руки, шепча время и место. Но тут подошел слуга, который должен был вывести меня через задние ворота, негритенок ускользнул, а я все стоял, сжимая ладанку и не в силах прийти в себя. Потом я покинул Савой и ехал шагом до самого предместья Саутворка, где остановился. Там я провел остаток дня, глядя на эту ладанку и не зная, что мне делать, как быть. Во мне все пело от счастья, но вместе с тем я опасался встречи. Ты принцесса Уэльская, законная супруга Эдуарда Ланкастера, против которого я воюю. К тому же я больше, чем кто-либо, знаю, как ты безрассудна, потому опасался, что тайная встреча может погубить тебя и твое доброе имя. Поначалу я решил, что мне не стоит приходить.

– Этого я и опасалась, – прошептала Анна.

– Но затем понял, что никогда не прощу себе, если не увижусь с тобой. Хотя бы на миг, для того чтобы возвратить эту реликвию.

Он встал и, подойдя к столу, бережно опустил на него ладанку и вернулся к Анне.

– Но я не предполагал, что наша встреча окажется такой, несмотря на то что в глубине души я мечтал хотя бы коснуться края твоего плаща, моя принцесса.

Он сел рядом, и она сама прильнула к нему.

– Я так ждала тебя…

Его взгляд, устремленный мимо нее, стал жестким. Он думал о чем-то своем и вздрогнул, когда она коснулась его щеки.

– Поцелуй меня… Поцелуй, как целовал тогда… вечность назад.

– Анна…

– Я ничего не боюсь, когда ты со мной!

Она улыбалась и видела, как теплеют его глаза, и от этого взгляда вдруг ощутила давно забытое волнение. Филип бережно взял ее лицо в свои ладони и, как редкостный плод или полный до краев кубок, притянул к себе. Это был упоительный бесконечный поцелуй, состоящий из множества иных, страстных и нежных. Анна испытывала головокружение и слабость, в то же время ощущая, как в груди ее пылает огонь и становится трудно дышать. Их волосы спутались, она почувствовала его губы и дыхание на своей шее, в ямке у ключицы, блаженно закрыла глаза и, обняв его, опрокинулась на ложе. Он с силой сжал ее сказочно податливое тело, и Анна застонала и засмеялась одновременно. Она вздрагивала и таяла под его прикосновениями.

Губы Филипа ласкали ее сначала нежно, потом все более жадно, и Анна задыхалась от нараставшего блаженства. Не было сил разомкнуть ресницы, хотелось лишь подчиняться. Все забытое возвращалось к ней, наполняло ощущением совершеннейшего счастья, оно подступало, охватывало ее тело и ее сердце. Анна что-то шептала, ловя поцелуи Филипа, упиваясь лаской его дерзких и таких покоряющих рук. Не было греха, не было ни тоски, ни раскаяния. Она была свободной… Даже когда он вошел в нее, даже отдаваясь, она чувствовала эту свободу. И она парила в неге наслаждения и всхлипывала, стонала, уносясь в сияющее блаженство, как сокол в поднебесье…