Жюльетта Бенцони - Рубин королевы
Впрочем, на этот раз он ошибся – ему не пришлось пожалеть о назначенной встрече. Княгиня предложила ему бриллиантовую застежку от корсажа супруги Петра Великого императрицы Екатерины I. Эта бывшая служанка пастора из Магдебурга, государыня, для которой в юности трактиры были привычнее салонов, со временем научилась разбираться в прекрасных камнях, и немногие дошедшие до наших дней ее драгоценности отличались редкими достоинствами.
Зная, с кем она имеет дело, знатная дама сразу же назначила цену – высокую, но в разумных пределах, – и Морозини не стал, спорить: он достал чековую книжку, выписал требуемую сумму и принял из рук хозяйки чашку почти черного чая из самовара, предложенную ему в знак того, что сделка состоялась.
Альдо и вообще не очень любил чай, а уж такой – «по-русски» – просто терпеть не мог, и потому твердо решил, что, выйдя из отеля, направится прямиком в кафе «Флориан», находившееся по соседству на площади Сан-Марко, и выпьет там чего-нибудь более цивилизованного.
Князь спустился по широкой готической лестнице и уже приближался к выходу из роскошной гостиницы, когда кто-то остановил его:
– Простите, пожалуйста! Вы ведь – князь Морозини?
– Действительно... Но какая неожиданная радость – встретить вас в Венеции, барон!
Он сразу же узнал этого сорокалетнего мужчину – худощавого, светловолосого, элегантного обладателя чарующей улыбки. Перед ним стоял Луи Ротшильд, в венском дворце которого на улице Принца Евгения его принимали в прошлом году, когда там останавливался барон Пальмер – одно из перевоплощений Симона Аронова.
– Я плавал по Адриатике и подумывал, не навестить ли вас, но случилась авария с яхтой – и дело решилось само собой. Я оставил ее в Анконе, и вот я здесь. Найдется ли у вас минутка для меня?
– Конечно. Желаете пойти ко мне... или предпочитаете остаться здесь? Вы ведь, вероятно, здесь остановились?
– Если бы я сейчас не встретил вас, то отправился бы в палаццо Морозини, но... Вы уверены в своем окружении? Мне надо сообщить вам весьма конфиденциальные вещи.
– Нет, не уверен, – ответил Альдо, думая о ненасытном до неприличия любопытстве Анельки. – Наверное, лучше остаться здесь. В отеле мы найдем, где уединиться.
– Мне всегда внушают недоверие места, где, запершись вдвоем в пустой комнате, приходится говорить чуть ли не шепотом, чем непременно привлекаешь внимание. Куда более изолированно чувствуешь себя в самом центре толпы.
– Я собирался выпить кофе у Флориана. Тамошняя толпа, полагаю, вас удовлетворит, – сказал Альдо с обычной своей усмешкой.
– Почему бы и нет?
Приняв почтительные поклоны величавых швейцаров, они вышли и вскоре оказались в кафе, где царили особые законы. Наступал вечер, терраса была набита битком, но директор, прекрасно разбиравшийся в своих гостях, быстро смекнул, какие необычные клиенты к нему явились, и спешно отправил к ним официанта. Тот так же быстро отыскал свободный столик в самом уютном месте – в тени аркад, под высокими зеркалами в гравированных рамах. Прежде чем удалиться, официант заверил, что здесь господа смогут спокойно поговорить..
Проходя к столику, Альдо поздоровался с несколькими знакомыми, и в их числе – с неугомонной маркизой Казати. На этот раз, благодарение Богу, она со своим давним любовником, художником Ван Донгеном, сидела в самом центре большой шумной компании, и за их столиком свободного места не было. Альдо удостоился широкой улыбки и приглашающего жеста, на которые он ответил вежливым поклоном, мысленно поздравив себя со столь благоприятным стечением обстоятельств.
Только допив первую чашку капуччино, барон, не меняя тона, спросил:
– Не знаете ли случайно, где сейчас находится Симон... то есть барон Пальмер?
– Я сам хотел задать вам этот вопрос. От него уже давно нет никаких вестей. Более того, последнее отправленное ему письмо вернулось обратно.
– А куда вы его посылали?.. Прежде, чем вы ответите, хочу сказать, что я осведомлен и о пекторали, и о ваших мужественных поисках. Симон знает, как я хочу, чтобы наш несчастный народ вернулся на свою историческую родину...
– Не сомневаюсь в этом. И даже предполагал, что вы помогаете нашему делу деньгами.
– Не я один, это делают многие из нашей большой семьи... Но вернемся к Симону. Куда же вы посылали письма?
– В цюрихский банк, как он просил. Однако мой компаньон в этом деле, французский археолог Адальбер Видаль-Пеликорн только что прислал мне вот это. Как видите, всякая переписка должна быть прекращена.
– Понятно, – проговорил Ротшильд, прочитав письмо. – И это весьма тревожно. Я... я почти уверен, что он в опасности.
– Почему у вас сложилось такое впечатление?
– Дело в том, что мы должны были путешествовать вместе. В этом прерванном мною сейчас круизе намечалось много остановок, и главная – в Палестине. Вы же знаете, наша земля в 1920 году стала мандатной территорией Великобритании. Однако вот уже полсотни лет, как активисты возвращения евреев на землю предков основали там около двадцати земледельческих колоний. Это начинание выжило благодаря солидной помощи моего родственника – Эдмонда Ротшильда. Назначенный Лондоном верховный комиссар, сэр Герберт Сэмюэль, который исполнен доброй воли и решимости установить прочный мир между мусульманами и евреями, предоставил последним право на образование государства. Нашим маленьким общинам не хватает на это средств, и их-то и должны были привезти мы с Симоном. Ему, кроме того, предстояло обнадежить еврейских поселенцев, рассказав, что пектораль, в которой теперь недостает всего лишь одного камня, возможно, скоро с триумфом вернется на землю предков. Вам не надо говорить, как хотелось ему отправиться в это путешествие. Но я тщетно прождал его в порту Ниццы.
– Он не явился?
– Нет. И даже не прислал ни словечка, чтобы объяснить свое отсутствие. Я ждал, сколько мог, но у меня была назначена важная встреча поблизости Яффы, и пришлось выйти в море. Покончив с делами, я решил навестить вас, чтобы хоть что-то узнать. К несчастью, у вас, похоже, не больше информации, чем у меня самого.
– И что вы предполагаете? Считаете, что он... мертв?
Узкое выразительное лицо барона Луи, хмурое от тревожных мыслей, вдруг словно бы осветилось изнутри:
– Самая правдоподобная из гипотез, но... не могу в это поверить! Понимаете, я хорошо его знаю, и он мне очень дорог. Мне кажется, если б его не стало, я бы почувствовал...
– Да услышит вас Бог!
– К тому же он совсем недавно освободился от своего злейшего врага, не правда ли? Граф Солманский предпочел смерть суду по делу об убийстве... Это такое облегчение, поверьте!
