Гюи Шантеплёр - Невѣста „1-го Апрѣля“
— Это прелестное дитя; Жоржъ и Низетта ее обожаютъ, — заключилъ адвокатъ, какъ будто этотъ фактъ выражалъ все.
Г-жа Фовель была немного разочарована, узнавъ, что миссъ Севернъ предполагала оставаться въ Прекруа до отъѣзда г-жи Бетюнъ, т. е. до того времени, когда Кастельфлоръ вновь откроетъ свои двери и совершенно возмущена, узнавъ, что Мишель не отказался отъ своего путешествія на Сѣверъ.
— Послушай, ты съ ума сошелъ? — воскликнула она, не сдерживаясь. — Если бы я была на мѣстѣ Сюзанны, я бы на тебя обидѣлась до смерти.
— Почему? Сюзанна знаетъ, что мое рѣшеніе было принято нѣсколько мѣсяцевъ назадъ… и мы во всякомъ случаѣ не обвѣнчаемся раньше осени и твоего возвращенія въ Парижъ.
— Слѣдовательно, въ продолженіе трехъ мѣсяцевъ вы не будете видѣться?
— Два съ половиной мѣсяца, самое большее. И у насъ останется потомъ столько мѣсяцевъ, чтобы видѣться!
Г-жа Фовель широко открыла свои прекрасные глаза орѣховаго цвѣта.
— Какой ты смѣшной! — сказала она. — И однако, она тебѣ нравится?
— О! конечно, — отвѣтилъ молодой человѣкъ. — Мы начинаемъ хорошо узнавать другъ друга теперь, послѣ того, какъ мы обѣдали три раза вмѣстѣ и сыграли партію въ крокетъ. У нея прекрасный аппетитъ и она восхитительно играетъ въ крокетъ. Словомъ, это очень миловидная кукла.
— О! Мишель, кукла! — повторила г-жа Фовель.
А Робертъ сдѣлалъ слѣдующее замѣчаніе:
— Я нахожу тебя слишкомъ строгимъ. Зачѣмъ, чортъ возьми, женишься ты на ней?
— Чтобы доставить удовольствие Колеттѣ! — вздохнулъ Треморъ.
Онъ можетъ быть приправилъ бы это замѣчаніе остротой по адресу Сюзанны, такъ какъ былъ въ это утро въ зломъ настроеніи, какъ вдругъ Низетта, взобравшись на кресло, расположилась у него на колѣняхъ. Тогда онъ ее поцѣловалъ и въ то время, какъ маленькая племянница возвращала ему поцѣлуи съ милыми ласками, легкимъ прикосновеніемъ розовыхъ пальчиковъ и восхитительнымъ смѣхомъ, онъ подумалъ, что если бы нѣкогда „очень миловидная кукла“ подарила ему въ какой нибудь день подобную Низетту, онъ привыкъ бы и къ американскому акценту и нашелъ бы извиненіе сумасбродствамъ.
— Если бы я могъ у васъ украсть Низетту, мои дорогіе друзья, мнѣ кажется, я никогда бы не женился, — заявилъ онъ, улыбаясь.
Въ продолженіе минуты онъ любовался милой и смѣшной дѣвчуркой съ ея вздернутымъ носикомъ, нѣжными глазками, ротикомъ цвѣта вишни, ея длинными локонами и милой прядью волосъ, которая зачесывалась далеко назадъ и перевязывалась розовымъ или голубымъ бантомъ, какъ завитокъ маленькой собачки; затѣмъ онъ усѣлся подлѣ своего зятя и началъ споръ о другомъ предметѣ, какъ бы совершенно забывъ о Сюзаннѣ.
Колетта и не понимала, какъ это возможно было отнять у нея Низетту: ея любовь къ дѣтямъ было единственное героическое чувство, свойственное ея маленькой птичьей душѣ. Даранъ не преувеличивалъ: ради нихъ она рѣшилась бы на всѣ жертвы. Робертъ занималъ въ ея любви второе мѣсто послѣ дѣтей.
Г-жа Фовель любила своего мужа, она его очень любила, отчасти любовью дочери, и въ то же время съ манерами принцессы давала себя лелѣять, наряжать, ласкать этому серьезному человѣку. Онъ же окружалъ ее нѣжными заботами, любовной снисходительностью, какъ бы боясь словомъ или слишкомъ рѣзкимъ жестомъ опечалить или сломать своего прекраснаго кумира со смѣющимся челомъ, который былъ, самъ того не сознавая, его отдохновеніемъ и радостью и изъ котораго онъ никогда не пробовалъ сдѣлать свою настоящую подругу и поддержку въ жизни.
Высокая, тонкая, граціозная и красивая, съ карими глазами, очень кроткими и немного холодными, походившими иногда на глаза ея брата, съ тяжелыми, рыжевато-каштановаго цвѣта волосами, привѣтливая и радушная по природѣ, достаточно умная, чтобы разговаривать о многихъ вещахъ съ милой живостью и съ забавнымъ ребяческимъ упрямствомъ, имѣя достаточно художественнаго вкуса, чтобы прекрасно одѣваться, съ тѣмъ изяществомъ и умѣньемъ, которыхъ не можетъ замѣнить лучшій портной, Колетта была одной изъ тѣхъ женщинъ, которымъ самые суровые люди бываютъ благодарны за то, что онѣ красивы и веселы, не требуя отъ нихъ ничего большаго.
Находясь въ дурномъ настроеніи, увеличивавшемся отъ побѣднаго восторга г-жи Фовель, Мишель доставлялъ себѣ удовольствіе, говоря о Сюзаннѣ, выказывать ей нѣкоторое пренебреженiе ироническими и чуть не злыми замѣчаніями, которыя плохо передавали его мысль, сильно ее подчеркивая.
Миссъ Севернъ была умна, гораздо умнѣе Колетты, и въ особенности гораздо болѣе образована. Затѣмъ она жила въ совершенно несходной средѣ, далеко отъ парижскихъ кружковъ, она не встрѣтила на своемъ пути совершенно готовыхъ идей, чтобы ими воспользоваться, и если ея личные взгляды не имѣли особенной философской цѣнности, обнаруживая полнѣйшее незнаніе чужихъ мнѣній, они имѣли прелесть оригинальности. Иногда эти взгляды выражались очень несовершенно, какимъ нибудь забавнымъ словомъ, смѣшно произносимымъ ею, съ тѣми шаловливыми интонаціями, которыя шокировали Мишеля.
Постепенно тономъ откровенной увѣренности, который она такъ часто принимала, миссъ Севернъ поставила Тремора въ извѣстность относительно всѣхъ своихъ вкусовъ и маленькихъ талантовъ. Она много читала и продолжала читать много, безъ системы, историческія и научныя сочиненія, путешествія, очень мало стиховъ и романовъ; она немного играла на роялѣ и пѣла, какъ всѣ, умѣла однимъ взмахомъ карандаша набросать карикатуру человѣка, танцовала такъ же естественно, какъ другіе ходятъ, ѣздила верхомъ съ той же легкостью, какъ танцовала и могла скромно считать себя первой въ теннисѣ.
Въ литературѣ, въ живописи, въ музыкѣ и даже въ политикѣ она глубоко уважала „классиковъ“ — хранителей традицій, но она пылко интересовалась новаторами, вообще всѣми умами, ищущими… даже, если они ничего не находили. Какъ видите, если это была кукла, то довольно усовершенствованная.
Каждый вечеръ, по разъ уже отданному приказанію, чудный бѣлый букетъ высылался изъ Парижа по адресу миссъ Севернъ, но скучающій въ своей роли жениха Треморъ въ оправданіе своихъ рѣдкихъ визитовъ отговаривался необходимостью до своего отъѣзда привести въ порядокъ дѣла. Сюзанна къ тому же упрощала эту роль тѣмъ естественнымъ и дружескимъ тономъ, который она тотчасъ же приняла, обходясь съ Мишелемъ скорѣе какъ съ настоящимъ двоюроднымъ братомъ, чѣмъ какъ съ будущимъ мужемъ.
Прельщенная возможностью провести лѣто въ Кастельфлорѣ и не быть болѣе ни секретаршей, ни воспитательницей, она нисколько не огорчалась и не удивлялась его отъѣзду въ Норвегію. Она заявила, что вообще она находила непріятнымъ и даже смѣшнымъ откладывать — если не было серьезныхъ препятствій — путешествіе, уже давно предрѣшенное. Это значило рисковать никогда его не осуществить.
