Маргерит Кэй - Повеса с ледяным сердцем
Они поднялись в свою комнату. Поставив лампу рядом с кроватью, Рейф задвинул занавески. Генриетта расстегнула пальто и положила его на кресло, сняла перчатки и шляпку. Рейф отбросил сюртук в сторону и ослабил узел шейного платка. Трогательная домашняя сцена. Эта мысль пришла им в голову одновременно. Оба посмотрели друг на друга, улыбнулись, отвели глаза, смутившись такой близости или, возможно, не желая признаться в ее существовании.
— Я провела чудесный день. Спасибо, — сказала Генриетта, беря щетку для волос.
Рейф улыбнулся, отчего у Генриетты так сжалось сердце, что стало трудно дышать.
— Этот день мне тоже доставил удовольствие, — откликнулся Рейф.
— Признайтесь, вы ничего подобного не ожидали. Мне трудно представить, что вы часто посещаете «Арену Эстли».
Его лицо расплылось в улыбке.
— Признаюсь, я получил большое удовольствие. Вы обладаете даром превращать самые заурядные события в нечто интересное.
— Потому что я неопытная.
— Потому что вы настоящая, Генриетта.
Она опустила щетку для волос.
— Это комплимент?
— Да.
Генриетта снова взяла щетку, рассеянно посмотрела на нее и снова опустила.
— Рейф, я хотела… но мне все же не хочется, хотя я чувствую, что должна. Не понимаю, и это сбивает меня с толку, и поэтому… — Генриетта беспомощно взглянула на него, отчаянно подбирая слова, которые не задевали бы его чувств.
— Вы тоже сбиваете меня с толку, ведь я понятия не имею, о чем вы говорите.
Генриетта прикусила губу. Если она сейчас промолчит, завтра придется задавать те же вопросы, кроме того, еще предстоит пережить сегодняшнюю ночь. Итак…
— Рейф, вы действительно повеса? — Генриетта почти видела, как в нем закипает злость. Он сдвинул брови, те изогнулись, придавая ему дьявольское выражение. Выражение глаз предвещало грозу. О боже, и надо же было ей выпалить подобную глупость? — Мне не хотелось… забудьте то, о чем я спросила.
— Но вы уже спросили, значит, это вас серьезно тревожит.
— Да, это так, — решительно ответила она. — Я просто не понимаю вас.
— Что вам не понятно?
Если она коснется его, он превратится в ледышку. Да и вряд ли позволит ей прикоснуться к себе. Незримая стена выросла между ними.
— Я не понимаю вас, — ответила она, не собираясь сдаваться. — Не понимаю, как с вашей репутацией можно быть таким… таким… ну, вы совсем не похожи на повесу.
— Интересно, как ведет себя повеса?
— Ну… он… ну, он… Мама говорит, что повесы соблазняют невинных девиц.
— И откуда такая осведомленность?
— Да, она это знает, — ответила Генриетта. Ее разозлил подчеркнуто насмешливый тон. — Мама знает это, потому что ее соблазнил один повеса. О! — Генриетта зажала себе рот, но было уже слишком поздно, пришлось досказывать остальное. — Он обещал жениться на ней. Мама сбежала с ним, а он бросил ее.
— Вероятно, после того, как соблазнил ее.
Генриетта густо покраснела.
— Не стоит быть столь бессердечным.
— Разумеется, если ставить меня на одну доску с соблазнителем вашей матери, — отреагировал Рейф.
Генриетта скрестила руки на груди. На этот раз она выпытает правду.
— Вы не бессердечны, — твердо заявила она, — не безответственны и не эгоистичны.
Рейф пропустил ее слова мимо ушей.
— Что случилось с вашей матерью?
— Мама была раздавлена горем. Она очень красива и совсем не похожа на меня, перед ней открывались великолепные перспективы, но все рухнуло в одночасье. Мама покинула город, встретила папу, влюбилась в него и согласилась выйти за него замуж. Ее семья возражала, потому что за папой не было ни богатства, ни титула…
— А у вашей матери все это было?
— Думаю, у нее хорошая семья, но я не встречала никого из ее родни. Они отреклись от нее… не потому, что ее соблазнил повеса… кстати, у того было преимущество — он тоже из хорошей семьи, — но она вышла за моего отца, — с негодованием говорила Генриетта. — То, что случилось с моей матерью, просто ужасно. Ужасно. Это наложило печать на всю ее жизнь. Хотя мама счастлива с папой, бывают времена, когда она грустит. Вы этого представить не можете.
Рейф мог представить это. Увядающая красавица, не способная забыть то, что случилось более двадцати лет назад, и столь озабоченная своей трагедией, что не признает за собой никакой вины. Рейф мог представить это слишком хорошо, ибо он женился именно на такой женщине. Генриетта смотрела на него теми же глазами, что и на соблазнителя ее матери, и ему хотелось только одного — образумить ее.
— И поэтому мама забила вам голову трагическими рассказами об обольстителях, не так ли?
— Мама приучила меня к мысли, что таких мужчин следует избегать. Они лишены нравственных устоев. Что…
— Значит, я не только соблазнитель невинных девиц, у меня еще нет нравственных устоев? Мисс Маркхэм, интересно, почему вы доверились мне?
— Я знаю, что делаю, лорд Пентленд. Я и в самом деле доверяю вам. Мне ясно, что вы честный человек.
— Прекратите, Генриетта. Не заставляйте меня краснеть.
— И в мыслях не было. Но вам нравится, когда вас расписывают мрачными красками, чего я никак не могу понять, — с гневом ответила она.
— Я не собираюсь говорить о себе.
— Почему? Я все время говорю о себе. Почему бы вам не рассказать мне?..
— Потому что это не ваше дело.
— Но это важно для меня.
— Почему?
— Потому что важно. — Генриетта ждала, сердито глядя на него, но не сумела сохранить хладнокровие надолго и сердито проворчала: — Я вас не понимаю и потому не могу понять себя, — добавила она. — Бога ради, если хотите знать, я не могу мириться с тем, что чувствую… хочу… я просто… прошлой ночью! Прошлой ночью, когда вы целовали меня, мне хотелось, чтобы вы… а когда вы сдержались, я пожалела об этом. И все же я знаю, вы повеса и не следовало жалеть об этом. Но я пожалела, как раз это мне непонятно, — говорила она, смахивая слезу тыльной стороной ладони. — А если вы повеса, то почему не соблазнили меня? Это тоже странно.
Из ее карих глаз брызнули слезы. Грудь вздымалась. Генриетта раскраснелась от унижения и гнева. Рейф понял, что рассказать о прошлом матери стоило ей огромных усилий, но не таких огромных, как откровенное и совершенно неожиданное признание в своих желаниях. Праведный гнев, охвативший его, рассеялся, точно облако пара. Он шагнул к ней и хотел было взять ее руку, но она оттолкнула его.
— Генриетта, ваша честность устыдила меня.
— У меня не было такого намерения.
— Вот почему это вам так хорошо удалось, — с сожалением заметил он.
