Джулия Куин - Великолепно!
– Вы что, спятили? – взорвался он. – Неужели вы не понимаете, что могло с вами случиться? Моряки порой ведут себя весьма беспардонно, особенно если долгие месяцы не видели женщин.
– Не забудьте, ваша светлость, мне было тогда всего тринадцать.
– Вряд ли это стало бы препятствием для какого-нибудь негодяя…
Эмма нервно смяла в пальцах темно-синюю ткань своей амазонки, несколько смущенная столь бурной реакцией Алекса.
– Уверяю вас, что мы с отцом много раз обсуждали это.
– Простите, дорогая, – сказал Алекс мягко, – мне становится плохо от мысли о том, в каком опасном положении вы оказались много лет назад.
– Вам не следует так волноваться, – успокоила его Эмма. – В конце концов, все обошлось. Я не такая уж тупица, как вы могли подумать.
– Правда?
– Поверьте, это так. Один из наших капитанов, близкий друг семьи, был для меня все равно что дядя. Я знала, что капитан Картрайт поднимает паруса ровно в восемь утра, поэтому выбралась из дома ночью, точнее, около пяти утра. Это было не очень-то легко, так как моя спальня находилась на втором этаже. Мне пришлось вылезти из окна и уцепиться за ветку дуба, растущего возле дома, а потом уж спуститься на землю. После этого мне нетрудно было найти дорогу к докам и прокрасться на корабль.
– Неужели отец не заметил вашего отсутствия?
Эмма небрежно усмехнулась:
– Отец всегда отправляется в контору очень рано, и у него нет привычки заглядывать перед уходом в мою спальню.
– А как же слуги? – спросил Алекс. – Кто-нибудь из них непременно должен был заметить, что вы сбежали.
– Мы не живем на широкую ногу, как вы, – ответила Эмма с легкой улыбкой, – у нас нет целого штата слуг. Мэри, наша горничная, приходит будить меня в половине восьмого.
– Варварски рано, – пробормотал Алекс и вдруг, потянувшись к ней, быстрым движением рванул Эмму к себе.
– Что вы делаете? – выкрикнула она, пытаясь высвободиться из его объятий.
Алекс нежно провел рукой по изящно очерченному подбородку Эммы.
– Просто мне захотелось быть поближе к вам, чтобы вдохнуть ваш запах.
– Что?
– Видите ли, у каждого есть свой особенный запах, – пояснил он. – Ваш – особенно сладостный.
Эмма попыталась как-то исправить ситуацию.
– Не хотите услышать конец истории? – спросила она охрипшим голосом и попыталась принять сидячее положение, но Алекс не выпускал ее из объятий.
– Конечно. – Его рука прошлась по мочке ее уха.
– Тогда на чем я остановилась?
– Вы объясняли, почему горничная не заметила вашего отсутствия.
– Ну да. – Эмма сглотнула. – Конечно, в половине восьмого, когда она пришла меня будить, все выяснилось, но к тому времени корабль уже вышел в море.
– И что случилось потом?
– Потом?
– Что случилось, когда отец узнал о вашем исчезновении?
Эмма опустила глаза.
– Ну, – сказала она медленно, пытаясь восстановить дыхание, – потом начались неприятности. Мне пришлось-таки показаться капитану Картрайту вечером того самого дня, и я подумала, что он вот-вот взорвется.
– Что же он сделал?
– Он запер меня в своей каюте и повернул корабль.
– Разумно. – Алекс с облегчением вздохнул. – Мне следовало бы послать ему благодарственное письмо.
– Еще он не давал мне есть.
– Ничего другого вы не заслужили.
– Да, но я очень проголодалась. – Эмма пыталась сохранить серьезность и не обращать внимания на ощущение жара в том месте шеи, где ее касалась рука Алекса. – К тому времени, когда он меня запер, я не ела уже двадцать четыре часа, а домой мы прибыли еще часов через восемь.
– Я бы посоветовал ему высечь вас арапником.
– Об этом позаботился мой отец. – Эмма скорчила обиженную гримасу. – И всю следующую неделю моя спина была такой же красной, как волосы. – Эмма смотрела куда-то вдаль, словно разглядывая точку на горизонте, и губы ее изогнулись в легкой улыбке. Ярко-рыжие волосы, подхваченные ветром, окружили ее лицо, и она вздохнула; затем она выскользнула из его объятий и отодвинулась от него сколь возможно далеко.
– Я очень проголодалась, просто умираю от голода, – решительно объявила Эмма. – Интересно, что приготовила для нас миссис Гуд.
Они принялась разбирать пакет с едой.
– Надеюсь, там нет котенка Клеопатры, – лаконично заметил Алекс.
– Я тоже надеюсь. – Эмма извлекла из пакета жареного цыпленка. – Впрочем, это тоже не подарок.
– Почему? – Алекс с легкостью отломил ножку. – Вы что, не любите цыплят? – Он откусил большой кусок и улыбнулся ей.
На лице Эммы появилось озабоченное выражение.
– Просто такую еду трудно есть, как подобает леди.
– Так ешьте, как не подобает: я никому не скажу.
Эмма заколебалась.
– Не знаю, что и делать. Тетя Кэролайн не жалела труда чтобы образовать меня, и мне бы не хотелось, чтобы ее труд пошел насмарку из-за одного пикника.
– Бросьте, Эмма, воспользуйтесь пальцами и получайте удовольствие от еды.
– А вы правда не расскажете, что я веду себя не как настоящая английская леди?
– Настоящая английская леди? Не смешите меня!
– Ну ладно. – Эмма наконец капитулировала, и Алекс с трудом удержался от смеха, когда она положила в рот крохотный кусочек цыпленка.
– Теперь ваша очередь рассказывать, – не допускающим возражения тоном сказала она.
Алекс хитро прищурился.
– А может, я был образцовым ребенком?
– Ну, это вряд ли.
– В таком случае, почему бы нам не заключить сделку? – Алекс оперся локтями о колени. – Я расскажу вам историю, которая до сих пор вызывает у меня, взрослого мужчины, чувство стыда, и вы мне поверите.
– Хорошо, я попробую. – Эмма откусила большой кусок от куриной ножки, которую держала в руке.
– Мне тогда было около двух лет, – начал Алекс.
– Минуточку! – перебила его Эмма. – Вы пытаетесь сказать мне, что самый свой позорный поступок совершили в два года? Это самая большая нелепица, какую мне доводилось слышать! Люди не могут испытывать смущения из-за того, что сделали, когда были младенцами.
– Может, вы все-таки разрешите мне закончить историю?
– Что ж, продолжайте, – милостиво разрешила Эмма.
– Итак, мне было два года.
– Вы это уже говорили.
– И тетка подарила мне на Рождество мягкую игрушку – собачку. Я не выпускал ее из рук ни на минуту и постоянно играл с ней, так что набивка в конце концов выпала из нее и сердце мое было разбито.
Эмма представила маленького темноволосого мальчика, рыдающего по поводу кончины любимой игрушки, и решила, что это было очаровательное зрелище.
– Так что же случилось потом? – спросила она.
– Мать сжалилась надо мной и заново набила игрушку тряпьем, использовав в качестве материала старые чулки, после чего мы жили долго и счастливо, – сказал Алекс, улыбаясь одним уголком рта. – Я продолжал злоупотреблять терпением бедного маленького зверька, и он снова развалился, причем на этот раз мать не смогла его починить.