Симона Вилар - Обрученная с розой
– Милорд, видать, королевской крови! – давясь смехом, сказал другой паж. – Слушай, ты теперь служишь у епископа, а часть денег, что мы получаем за услуги, мы отдаем вот ему.
И он указал на могучего детину в ливрее пажа, которому, однако, давно пора было бы расстаться с этим званием и подумать о другой, более соответствующей его комплекции, должности.
– Будешь его слушаться во всем.
Анна с головы до ног оглядела своего будущего начальника.
– А если я не соглашусь?
Смешливый паж искоса взглянул на предводителя. Тот усмехнулся, и, прежде чем
Анна успела опомниться, звонкая затрещина свалила ее на пол. Ослепляющая волна гнева затопила грудь девушки. Она, дочь великого Уорвика, в жилах которой кровь одного из благороднейших родов Англии, удостоилась оплеухи от какого-то пажа-переростка. Не сознавая, что делает, Анна вскочила и, схватив с ближнего поставца глиняную статуэтку Богоматери, запустила ею в обидчика. Тот еле успел увернуться. Ударившись о стену, статуэтка разбилась вдребезги. В тот же миг пажей словно ветром сдуло.
Где-то рядом хлопнула дверь. Вбежал брат-ключарь.
– Снятый Боже! Не успел этот щенок появиться в замке, как уже набедокурил. А ну-ка, иди сюда!
Схватив Анну за ухо, он грубо поволок ее. Девушка визжала и пыталась вывернуться, но ключарь крепким пинком водворил ее в отведенную ей келью.
– Посиди-ка тут, мошенник. Разбить образ Богоматери! Я доложу его преосвященству, пусть он решает, как поступить с тобой.
Едва гнев Анны утих, как она не на шутку заволновалась. Она прибыла сюда тайно, просить защиты и покровительства, но только и делает, что обращает на себя внимание, вызывая неудовольствие дяди. Что, если и в самом деле ему станет известно о сегодняшнем происшествии?
Через час, когда пришли звать ее к епископу, Анна стояла на коленях перед распятием. Лицо девушки было мокрым от слез. Поднимаясь в кабинет его преосвященства, она полагала, что ее ждет взбучка. Однако епископ молча поставил племянницу против света и принялся пристально ее разглядывать.
«Бедра у нее узки, и под кафтаном грудь незаметна. Но все же я велю купить ей одежду из кожи или замши, которая лучше скрывает очертания тела. Движения Анны порывисты, как у мальчишки-подростка, да и в штанах она чувствует себя так, словно всю жизнь их носила. Голос у нее низкий, с легкой хрипотцой. Так обычно говорят мальчики лет четырнадцати. Рот великоват, а этот веснушчатый легкомысленный нос никак не выдаст ее пола. Вот только глаза и эти длинные загнутые ресницы…»
– Дитя мое, если тебе придется немного подстричь ресницы, ты ведь не будешь от этого сильно страдать?
Анна, ожидавшая в это время выговора за свой проступок, растерянно уставилась на дядюшку.
– Как прикажете, ваша милость…
Епископ встал и удовлетворенно потер руки. Затем, словно что-то вспомнив, повернулся к девушке.
– Кстати, что это мне говорили… – О, дядюшка!
И, прежде чем епископ задал свой вопрос, Анна со слезами на глазах во всем повинилась. К ее великому изумлению, угрюмый и чопорный Джордж Невиль рассмеялся.
– Это хорошо, – вытирая выступившие от смеха слезы, проговорил он, – что они приняли тебя за паренька. Однако впредь помни, что ты не принцесса из благородного дома Невилей, а несчастный, бесприютный мальчонка, которому еще не раз придется сносить затрещины и оплеухи.
Анна, не отрываясь, смотрела на епископа.
– Дядюшка, ради Пречистой Девы Марии, не мучайте меня! Я ведь вижу, что вы уже решили, как со мной поступить.
Епископу пришлась по душе проницательность девушки. Положив руку ей на плечо, он спросил:
– Что, Анна, если бы я предложил тебе отправиться к отцу?
Словно солнечный луч глянул в окно, так осветилось лицо девушки. Но уже в следующий миг в ее глазах мелькнуло недоверие.
– Силы небесные! Возможно ли это? Ведь он во Франции, за морем. Он враг Йоркам!
– Ну-ка, садись рядом, – пригласил епископ. И он посвятил девушку в план, который возник у него во время исповеди королевы Элизабет.
Целый час провели в беседе дядя и племянница. К тому времени, когда все тонкости были обговорены, ударили к службе на соборной колокольне.
– Мне пора отправляться в собор, – сказал епископ. – А ты… Скажи, Анна, тебе случалось ездить верхом? Девушка улыбнулась:
– Меня учил этому отец.
– Это великолепно!
Открыв письменный прибор, епископ набросал несколько строк.
– Ты будешь моим посыльным, – заключил он, ставя печать. – Не стоит тебе околачиваться здесь все время, привлекая к себе чужие взоры. Но учти – я буду гонять тебя так, что будешь с ног валиться.
Епископ вздохнул и осенил себя крестным знамением.
– Ну а теперь с Божьей помощью я постараюсь поговорить с этим Филипом Майсгрейвом…
8.
Епископ Невиль служил литургию в великолепном соборе Минстер. Со своего возвышения он видел внизу колышущееся море плеч и голов. Среди пылающих свечей и облаков ладана мерцала расшитая золотом и драгоценностями одежда знати. Прихожане из простонародья толпились за их спинами.
Взгляд епископа скользил по лицам, пока он не приметил рослого молодого мужчину слева от алтаря, и все оставшееся время службы епископ старался не потерять его из виду. Это и был Майсгрейв. Он стоял в толпе сопровождавших королевскую чету придворных, но, как отметил про себя епископ, заметно выделялся среди них. И хотя рыцарь держался холодно и невозмутимо, все же Невиль решил, что жизнь при дворе еще не наложила на него тот особый отпечаток высокомерия и насмешливости, столь характерный для окружения Эдуарда IV.
В нем явно не было места для такого сурового прирожденного воина, как Майсгрейв, который наверняка томится и скучает здесь без своих вересковых пустошей, без голой скалы, на которой стоит его Нейуорт-холл, а лучники с башен замка окидывают взглядами лесистые гряды Чевиотских гор.
После службы, когда прихожане стали расходиться, его преподобие отправил монаха, чтобы тот передал рыцарю приглашение епископа к ужину.
Филип Майсгрейв прибыл вовремя. Как всегда, он казался невозмутимым, хотя его преподобие и знал, что в глубине души тот недоумевает, чему обязан неожиданным приглашением епископа Йоркского.
Была пятница, постный день, и к столу подавали лишь рыбные блюда. Великолепный осетр, норвежская треска, свежий тунец и нежнейшая паровая форель – все было мастерски приготовлено и приправлено тонкими соусами. Гасконское вино, густое и золотистое, искрилось в кубках.
Епископ Невиль, всегда воздержанный в еде, лишь слегка прикасался к пище, тогда как его сотрапезник молча отдавал должное изысканному ужину, порой вопросительно поглядывая на его преподобие. Епископ кивал, словно подбадривая и благословляя сэра Филипа к продолжению.
