Любовь в награду - Лонг Джулия

– Как пожелаете, миссис Фонтейн, – пятясь, заявил Шеймус.

– А с вами мы увидимся на следующей неделе в «Свинье и чертополохе». – Элайза осмелела настолько, что послала Шеймусу воздушный поцелуй.

В ответ Шеймус устроил настоящее представление: делая вид, что безуспешно пытается поймать ее поцелуй, он бежал, петляя, всю холмистую дорогу до дома викария, будто гнался за бабочкой.

Ла Вей сосредоточенно изучал карту лондонских доков, когда в дверь постучал лакей.

Принц резко поднял голову. И ошеломленно уставился на вошедшего.

Вошедший действительно был невзрачным. Который из лакеев перед ним? Джеймс? Рамзи?

Ливрея, конечно, пойдет ему на пользу, но после разговора с миссис Фонтейн Филипп ничего о новом облачении для лакеев не слышал. К тому же он даже не мог себе представить, что ей удастся что-либо сделать.

– Да?

– Я принес для вас кое-что, милорд. – Лакей держал в руках что-то, напоминающее мешкообразную подушку.

– Это что еще за дьявольщина?

– Миссис Фонтейн попросила принести вам зашитый чулок, наполненный семенами. Его подогрели над очагом, и вы можете обернуть им ноющие мышцы, как-то так. Она сказала, что вам… – Замолчав, лакей посмотрел в потолок, как будто ему было нужно произнести заученную фразу. – Нужно это, чтобы «прикрыть ваше израненное тело».

Рослый лакей приспособил подушку на свою руку и повернулся в одну, потом в другую сторону, демонстрируя изобретение экономки. После этого он протянул подушку ла Вею.

Рука Филиппа медленно поднялась.

Ему не хотелось брать принесенное от лакея, он с большим удовольствием принял бы это от нее. Маленькое жаркое пятнышко стыда вспыхнуло в его животе.

Боже, у него появилось ощущение, что им пренебрегли! Это было нелепое и абсолютно не знакомое ему чувство. И связано оно было с женщиной. Не говоря уже о том, что она – экономка, служанка. И при чем тут пренебрежение, когда фактически это был жест…

Он наконец взял подушку у лакея.

– Скажите миссис Фонтейн…

– Да, милорд?…

Ла Вей скривил рот:

– Скажите миссис Фонтейн, что это очень мило с ее стороны.

И потому что Элайза была человеком слова, и потому что преподобный Силвейн и его жена предложили подвезти ее в своем экипаже, она отправилась в трактир в свободный вечер, после того как Китти и Мэри пообещали присматривать за Джеком, пока она не вернется домой.

Волна света и шумного веселья накрыла их, как только они распахнули дверь трактира. Забавно, но, как и в церкви, древние стены трактира, казалось, поглотили всех и вся: дым от огня в очаге и дым от сигар, дорогих и редких, приятный аромат разливаемого эля, жареного мяса и мясных пирогов. Столы и стулья были старыми, но крепкими, а ерзающие по стульям зады отполировали их до блеска.

Для всеми почитаемого преподобного Силвейна был зарезервирован стол у камина. Элайза села вместе с ним и его женой, окруженная смехом, звоном бокалов, многоголосием и топотом ног, – весь этот шум был реакцией на музыкантов, игравших в углу чудесную народную музыку.

Когда они вошли, Шеймус был поглощен джигой – его голова была откинута назад, а рука со смычком так и мелькала в воздухе. Закончив играть, он яростно мотнул головой и развел руки со смычком и скрипкой в стороны, как это делают завершившие выступление акробаты.

Веселье становилось еще более шумным, все выкрикивали свои заявки. Шеймус указал смычком на кого-то в толпе, и все хором попросили исполнить что-то, только Элайза не поняла, что именно. Но как только песня началась, она сразу ее узнала.

Голос Шеймуса перекрыл общий шум, а вскоре все замолчали, увлеченные его пением.

Робин Адэр… Забавно, но по звучанию это имя немного схоже с именем Филипп Ла Вей. Шеймус пел дальше, но Элайза не слышала больше ничего, кроме этого имени.

– Кажется, мне нужно подышать свежим воздухом, – сказала она викарию и его жене. Не успели те ответить, как Элайза быстро отодвинула стул, пробралась сквозь толпу, распахнула дверь, вышла и прислонилась к стене трактира, наслаждаясь благодатной, бесконечной тишиной.

Она вдохнула.

И выдохнула.

Небо было полуночно-синего цвета, а звезды – серебряными. От ее дыхания в воздухе плыли маленькие белые облачка.

Вдруг чья-то фигура появилась перед ней в темноте.

– Небо полуночно-синего цвета, миссис Фонтейн.

Это был Шеймус.

Элайза улыбнулась:

– Ливреи будут просто великолепными. Еще раз спасибо вам, мистер Дагган. Я как раз раздумывала о том, как раздобыть чулки для двух высоких лакеев. Они же такие дорогие.

Шеймус прислонился к стене рядом, держа в руке скрипку.

– О, не думаю, что вы поразмыслить о чулках вышли сюда. Там такая оживленная публика. Добрые друзья, хорошая музыка, лучший во всей Англии эль. И все же вы предпочли одиночество, миссис Фонтейн, здесь, наедине со звездами.

Элайза вздохнула:

– Вы действительно очень хорошо играете, мистер Дагган.

– Да, – без ложной скромности согласился Шеймус. – Вы были тронуты моей музыкой?

– Конечно, но не по той причине, на которую вы надеетесь. – Эти слова прозвучали более жестко, чем она хотела.

Наступило молчание.

– Во мне гораздо больше хорошего, чем считают люди, миссис Фонтейн, – тихо сказал Шеймус.

Элайза поняла, что задела достоинство Шеймуса Даггана. А потом ей пришло в голову, что в последнее время она то и дело ранила чувства людей. Говорила не то, что надо, делала не то, что надо. Прикасалась не к тем рукам… Элайза никогда не считала себя мегерой, и теперь собственное поведение ей не нравилось.

– Люди обычно делают выводы на основании того, что видят, мистер Дагган. А последним, что кто-то увидел, был поцелуй, украденный вами у мисс Энни Уимпол.

Шеймус засмеялся:

– А разве жизнь – это не огромный буфет, полный мелких сладостей, которые можно украсть?

– Мне кажется, что мужчины крадут эти сладости куда чаще, чем женщины, – заметила Элайза.

Шеймус издал низкий смешок, правда, довольно печальный.

– Да, похоже, это правда.

– Мистер Дагган, я считаю, что единственная причина вашего интереса ко мне кроется в том, что я не интересуюсь вами.

– Нет, это не единственная причина, – резким тоном произнес Шеймус, но свои слова он не разъяснил и оскорбленным не выглядел. А потом его голос смягчился. – Кто похитил ваше сердце, миссис Фонтейн? Если я кого и могу распознать, так это женщину, отдавшую сердце и не ожидающую ничего взамен.

Элайза была шокирована его словами.

Ее молчание выдавало истину, но она не находила слов, чтобы возразить Шеймусу.

К тому же вовсе она не отдавала никому своего сердца. Что за нелепые поэтические домыслы? И с чего это она должна верить сентиментальному ирландцу, до краев полному элем?

И все же Элайза не могла не думать о том, как хорошо было бы стоять у трактира и смотреть на звезды в обществе лорда ла Вея, возможно, даже прислонившись слегка к его широкой груди, которая просто создана для этого, и слушать, как в ней раздается гул, когда он поет вместе со всеми кабацкие песни.

Все это, конечно, нереальные и безнадежные мечты, которые могут прийти в голову любой женщине, но вот Элайза на них не имеет права.

И все же ей чего-то не хватало, когда ее чувство было таким большим и неудержимым, если она предпочла выйти из трактира и остаться наедине со звездами, а не находиться в помещении, полном шума, веселья и людей…

– Вы можете оказаться в еще более невыгодном положении, чем я. – Шеймус сказал это абсолютно серьезно.