Жаклин Монсиньи - Флорис. Флорис, любовь моя
— Я ничего не упустил, Острый Клинок. Суди сам: южные ворота, Марина-Хромуша, Царское Село, Новгород, Тверь, затем Тула в объезд Москвы, наконец, Киев. Я спрашиваю, где гетман, и говорю ему «Украина и Романов». Что скажешь? — с горделивой улыбкой произнес китаец.
— Ну, поезжай! В дороге не останавливайся, не спи, скачи во весь опор и обязательно найди гетмана, Ли Кан.
Ли Кан засмеялся и сказал:
— До скорой встречи, друзья.
Надвинув шапку поглубже и запахнув шубу, он взял свой длинный кинжал и бесшумно выскользнул из комнаты. Федор с Грегуаром подбежали к окну, чтобы посмотреть, удалось ли китайцу выйти из дворца. Они увидели, как тот присоединился к одному из полков, вопя гораздо громче других:
— Да здравствует наша добрая царица!
Охрана, не усомнившись в его преданности Екатерине, разрешила ему пройти, и вскоре он уже затерялся в толпе, окружившей Петергоф. Федор и Грегуар удовлетворенно переглянулись.
— Крепитесь, Максимильена.
Максимильена смотрела на Ромодановского отсутствующим взглядом, и князь испугался.
— Он умер с вашим именем на устах, но указ не успел подписать. Друг мой, вам надо спасаться бегством. Я пришел помочь вам.
Максимильена не двигалась, оцепенев от горя. Ее любимый не мог умереть — он был так силен, так полон жизни! Она не замечала ничего вокруг и с трудом понимала, о чем говорит ей Ромодановский.
— Пойдемте, Максимильена, — сказал князь, беря ее за руку.
Она покорно двинулась за ним, бесчувственная и словно мертвая. Флорис подбежал к князю:
— Ромо, от нас с Адрианом все скрывают! Что случилось?
Ромодановский посмотрел на Флориса, на его кудрявую голову, на черные глаза с зеленым отливом, так похожие на глаза умершего царя, и едва не зарыдал в голос — настолько поразительным было сходство мальчика с отцом. Он чуть было не ответил: «твой папа умер, молись за него». Но вовремя вспомнил, что Флорис ничего не знает.
— Ваш друг барон Михайлов, дети мои, покинул нас навсегда.
— Он уехал? Но почему? — спросил Адриан.
Князь не нашел в себе силы ответить на этот детский вопрос.
— Вам тоже придется уехать, может быть, когда-нибудь вы с ним и встретитесь, — добавил он, понизив голос.
Дети кинулись к матери.
— Скорее, мама, мы поедем за Петрушкой.
Максимильена подняла на них свои большие безжизненные глаза. Дверь распахнулась, и появившийся на пороге князь Александр Меншиков с первого взгляда понял, что здесь происходит.
— Вижу, вы собрались в дорогу, госпожа графиня?
— Меншиков, это касается только меня, — вмешался Ромодановский, — мне поручено отвезти графиню в Дубино.
— Значит, в Дубино? — насмешливо бросил Меншиков. Затем, сменив тон, он добавил жестко и сухо: — Князь Ромодановский, если вы дорожите своей головой, вам придется подчиниться. Мне приказано препроводить графиню де Вильнев-Карамей со всем ее семейством и слугами в Петропавловскую крепость.
Максимильена, казалось, не слышала; князь, сжав кулаки, заглянул в приоткрытую дверь. В коридоре толпились солдаты, и он понял, что в данный момент сопротивляться бесполезно. Жестом остановив Федора, который уже схватился за кинжал, он вежливо произнес, обращаясь к Меншикову:
— Я ничего не знал о решении нашей возлюбленной царицы. Воля ее для меня священна. Предоставляю вам полную свободу действий, дорогой князь.
И Ромодановский вышел из комнаты, а Меншиков озадаченно глядел ему вслед.
Две кареты с опущенными занавесками ожидали пленников у потайной двери дворца. Когда все расселись, Меншиков занял место рядом с Максимильеной, дав солдатам знак окружить оба экипажа.
— Как видите, мадам, все меняется. Вряд ли вы теперь заговорите со мной в прежнем тоне.
Холодная, как лед, Максимильена, даже не слышала, что сказал ей Меншиков. Все чувства ее умерли, она сознавала только одно: Пьер… Пьер умер.
Меншиков искоса взглянул на нее.
— Советую вам быть полюбезнее со мной. Императрица ни в чем мне не отказывает. Она приказала арестовать вас, и вам, равно как вашему сыну, конечно, грозит смерть. Но… если вы будете вести себя разумно, я, быть может, смогу добиться, чтобы дело ограничилось вашим изгнанием.
Говоря это, он смотрел на нее. Его всегда влекло к этой женщине, и ему было приятно чувствовать, что отныне он распоряжается ее судьбой.
— Станьте моей, — прошептал он. — Царь умер и не воскреснет! Мы с вами могли бы развлечься. Толстуха об этом не узнает, а я сделаю все, чтобы спасти вас.
Максимильена вдруг очнулась от своего оцепенения.
— Что вы сказали? — проговорила она еле слышно.
Меншиков счел это за кокетливый призыв продолжать. Он придвинулся к Максимильене и произнес, хихикая:
— Я предложил вам стать моей любовницей… Если вы согласитесь, все уладится.
Максимильена наконец поняла. Этот мерзавец хотел сделать ее своей любовницей и твердил, что ее любимый умер.
— Нет! — с криком отшатнулась она. — Я вас ненавижу. Пьер жив!
И она вцепилась Меншикову в лицо, исцарапав ему всю щеку. Князь, взвыв, схватил ее за руки.
— Гадина! — произнес он сквозь зубы. — Я мог бы вас спасти, но теперь вас закуют в цепи и бросят в темницу. Вам отрубят голову, а ублюдка вашего задушат.
Максимильена плюнула ему в глаза и лишилась чувств, представив себе эту ужасную картину — задушенного Флориса.
14
— Руки прочь, негодяи! — закричала Элиза стражникам, которым было поручено заковать пленников.
— Молчи, женщина, — тихо сказал Федор, — кричать бесполезно.
Флорис спросил шепотом:
— Где мама?
— Не знаю, сокровище мое, нас разлучили, но ты не бойся, старая Элиза с тобой.
Флорис гордо вскинул голову.
— Я не боюсь, и Адриан тоже. Но чего хотят эти люди, которые надели на нас цепи?
Элиза не смогла ответить. По знаку капитана Бутурлина, назначенного охранять их, мальчиков и слуг отвели в каземат. Мартина и Блезуа рыдали в объятиях друг друга, давая клятву, что поженятся, если сумеют выбраться отсюда живыми и если вернутся когда-нибудь в прекрасный замок Мортфонтен возле Санлиса. Грегуар старался во всем подражать Федору — оба хранили зловещее молчание, с презрением встречая насмешки солдат, подкупленных новой императрицей. Только Элиза не уставала поносить их, и охранники прекрасно понимали смысл ее слов, хоть она и изъяснялась по-французски.
— Грязные русские бандиты, вы даже говорить по-человечески не умеете! Дикари, и дикарями останетесь! Заковать в цепи таких честных людей, как мы, это неслыханно! Вы еще за это расплатитесь!
