Вера - Алиса Клима
– Она ужасно добрая, наша Зоя! – шепнула Вера Ларионову. – Ее семья погибла во время красного террора, а потом при загадочных обстоятельствах умер муж, и с тех пор она не расстается с «магазином».
Ларионов помрачнел. Вера поняла, что задела его.
– Григорий Александрович, это было давно: вы еще тогда были как я возрастом.
– Все хорошо, Верочка, – ответил он ласково, будто невзначай пожав ей руку.
С улицы послышались звуки гармони.
– Дядя Архип! – закричала Вера и бросилась на крыльцо.
– Веруня, дружок! – послышался голос Архипа, и сразу было ясно, что он добрый.
– Архипушка, как же мы ждали! – выплыла на крыльцо Алина Аркадьевна.
Вера кинулась его целовать и обнимать. За ней обнялись с Архипом Кира и Алеша.
– Дядюшка Архип, голубчик! Как же я соскучилась! Как же хорошо! Я так нынче счастлива!
Архип отстранил Веру за плечи, подкрутил усы и прищурился.
– Дай погляжу! Эх, как говорится, ахтунг-ахтунг, барышня что надо! А что, – тихо добавил Архип, – неужто Женька дождался?
Вера отрицательно замотала головой.
– Вы его полюбите, дядя Архип, он самый замечательный человек в мире! Он как вы и папа!
Архип снова подкрутил усы.
– Ну-с, как говорится, ахтунг-ахтунг, дело серьезное! Поглядим на твое счастье, Верушка. А в школу-то охота? – добавил он, по-старчески улыбаясь глазами.
Вера сразу поморщилась.
– Не до того мне сейчас, дядя Архип. Только по урокам словесности соскучилась.
Архип обнял ее крепко за плечо и пошел с ней в дом.
– Это понятно, – протянул он. – Дела сейчас поважнее. Но и про школу не забывай. Знание, Веруня, и в бою пригодится, и в дому сгодится.
– Я так люблю вас, дядюшка! А кто это?
Вера заметила девушку, стоявшую чуть в стороне в обнимку с гармонью, весело и немного нагло поглядывая на оживленное семейство. Она улыбалась ямочкой на щеке и сияла румянцем. Длинная русая коса ее была слегка расплетена и лежала на приподнятой пухлой груди.
Архип нетерпеливо подкрутил усы.
– А-а, это Шурка, племянница моя по покойнице-жене, девка ахтунг-ахтунг, черт в юбке, а не девка. Молчит всю дорогу, а беды не оберешься, – подмигнул Вере Архип. – Шурка, идем в дом, я тебя с такими людьми познакомлю! Не люди, а человеки!
В доме Архип и Зоя Макаровна долго обнимались, и все шумели и бесцельно суетились. Потом быстро сели пить чай вперемешку с «магазином». Зоя и Архип всех смешили байками, и Вера пребывала снова в привычном веселом и озорном настроении.
– А это Шурочка, – наконец решил представить племянницу Архип. – Приехала из Тулы погостить. Ее батя был братом моей покойницы, а теперь Шурочка – сирота.
Шурочке было около двадцати, но она была похожа на уже сформировавшуюся женщину. Гладкая кожа на груди ее особенно светилась из-за красной блузы. Белые ровные зубки и ямочка на щеке придавали ее лицу кокетливость, граничащую с неприличием, а серые глаза и аккуратный нос – миловидность. Шурочка не говорила, но взгляд и вид ее сообщали, что она знала, что мужчины желали ее, ей это нравилось, и до взаимности шаг был всегда короток. Вера подумала, что Шура была очень красива и соблазнительна. Только она не источала тепла, которое Вера так быстро угадывала в людях.
Однако сама Шура сразу заприметила Ларионова, стоявшего с равнодушным видом возле буфета и наблюдавшего за кутерьмой. Она одаривала его частыми взглядами, хоть и не переходила границ, словно говоря: «Ничего, можешь казаться неприступным, но я-то знаю, что все вы меня желаете и любой из вас не может устоять перед моей красотой».
Алина Аркадьевна видела, как Шура соблазняет Ларионова, и понимала как женщина, что, несмотря на свой холодный вид, он тоже этого не заметить не мог. Ее беспокоила только Вера. Но Вера казалась смешливой и радостной и не отходила от Архипа. В какой-то момент Шура, предлагая всем печенье по просьбе Степаниды, подошла к Ларионову.
– А чей вы? – спросила она, слегка покачиваясь и глядя на него в упор.
Рот ее не закрывался из-за слегка задранной верхней губы, обнажавшей ровные влажные зубки, которыми она щеголяла. Ларионов смотрел на нее сверху вниз, и уголки его губ иронично скривились. Он был знаком с женщинами этого типа: с ними было хорошо развлекаться и они выбирались мужчинами для вольностей и плотских удовольствий.
– Я не из этих мест, – ответил он уклончиво.
– Вы тут с супружницей или сами по себе? – продолжала Шура.
– Я с друзьями, – сказал Ларионов, ощущая, как сердце его застучало неодобрительно.
– Милочка! – позвала вдруг громко Зоя Макаровна. – Несите-ка сюда! Товарищ Ларионов не любитель десертов.
Архип подкрутил усы и растянул гармонь. Он пел знакомые с детства русские песни, и все подпевали ему и хлопали. Ларионов вспоминал, как иногда на привалах в деревнях слушали они гармонистов, и Архип был похож на одного из таких русских солдат, простых и душевных, которые играют на войне на гармони, словно война никак не останавливала их от любви к жизни.
Когда Архип запел «Светит месяц…», Шура вдруг оживилась.
– Страсть как танцевать хочется, – потянулась она с развратом, который не скрывала, а явно им гордилась.
– Ну, Шурка, айда! Глядишь, и все втянутся! – засмеялся Архип.
Он играл сначала медленно, а Шура вышла в центр комнаты и, натянув за спиной павловопосадскую шаль с бахромой, принялась выхаживать. Лицо ее сделалось страстным, и грудь нарочно бурно вздымалась. А Архип все ускорял, и Шура стала потеть; коса ее расплелась совсем; грудь волновалась и бултыхалась от каждого движения. Степанида выглянула из кухни и неодобрительно покачала головой. Ларионов чувствовал себя неловко, потому что понимал, что Шура выделывается для него. Он видел Веру по ту сторону круга рядом с Емелькой, выглядевшим совершенно безучастным, словно давно тоже понимавшим все ходы Шурочки и не видевшим во всем действе ничего для себя выгодного. Но Вера смотрела на Шуру с радостным и наивным любопытством.
Ларионов хотел было выйти в кухню к Степаниде, но в этот момент Шура уже накинула на него платок и потянула к себе. Он не сопротивлялся, но и не показывал желания участвовать в ее маневрах. Она обходила вокруг
