Гэлен Фоули - Дочь пирата
— Вот приближается ко мне мой десерт, — пошутил Дариус.
Она рассмеялась:
— У вас неуемный аппетит!
— Поближе, поближе, — бормотал Дариус, отодвигая сочную ягоду, чтобы она маняще маячила рядом с ее губками, но не попадала ей в рот.
— Злодей, я же хочу ее! — надула губки принцесса.
— Подойди и возьми. Торопись, а то с нее стечет вино, — прошептал Дариус, показывая глазами на каплю вина, набухшую на кончике ягоды. — Лови ее, Серафина.
Она поймала языком каплю вина, облизнула крупную алую ягоду, которую он так и не выпустил из пальцев.
— Прекрасно, — прошептал Дариус. — Хочешь откусить кусочек?
Серафина открыла рот.
Дариус вновь отодвинул ягоду, темные глаза его смеялись, когда он переводил их с клубники на Серафину.
— Ага, не получишь… пока я не скажу. — Он приблизил ягоду к ее губам, провел по ним сочным кончиком.
Серафина приоткрыла рот, пристально глядя на Дариуса.
Закрыв глаза, она кончиком языка коснулась ягоды, затем открыла рот пошире и наполовину втянула ее в себя.
— Не кусать, — ласково распорядился Дариус. Нетерпеливо фыркнув, Серафина всосала клубничину целиком.
— Никогда не думал, что позавидую какому-то плоду, — заметил Дариус, вытягивая ягоду у нее изо рта.
Серафина рассмеялась:
— Так вот что называют «запретным плодом»!
— Тебе до смерти хочется ее проглотить. Правда? — прошептал он.
Она смущенно кивнула, томясь от предвкушения.
— Серафина, я должен признаться тебе, — продолжал Дариус, — что мной сейчас владеют вовсе не джентльменские чувства.
Она широко раскрыла глаза и, задорно поглядывая на него, со вкусом облизнулась.
— Никогда бы не подумала.
— Сорванец, — покачал головой Дариус, отпуская ягоду. — Ты выиграла.
— Как всегда, — улыбнулась она, съедая клубнику.
Когда Серафина легонько прихватила зубками его палец, дверь отворилась, и потрясенный лакей замер при виде принцессы, которая, стоя на четвереньках на обеденном столе, ела клубнику из рук своего охранника.
Серафина замерла.
Воцарилась полная тишина.
И вдруг Серафина расхохоталась.
Откинув голову, она встала на колени, а затем села, вытирая ладошкой рот. Между тем Дариус пригвоздил к месту злосчастного лакея убийственным взглядом.
Лакей побелел как полотно, ожидая наказания. — Свободен, — бросил Дариус невозмутимым тоном. Несчастный исчез в мгновение ока.
— Ну вот, ты накликал на нас беду! — пробормотала Серафина, перебираясь на свое место.
Дариус откинулся на спинку стула и поднял бокал с вином, но взгляд его стал таким непроницаемым, словно он принимал какое-то неприятное решение.
После обеда Дариус ослабил галстук и вышел на воздух покурить.
Серафина пошла за его гитарой, достала инструмент из черного кожаного футляра, принесла Дариусу и робко протянула ему. Ей было известно, как не любит он играть для кого-либо.
Нахмурясь, Дариус посмотрел на принцессу, затем сунул сигару в рот и взял гитару. Двигаясь с изяществом танцора, он уселся на ступеньку и, склонив голову к струнам, настроил инструмент.
Серафина спустилась с крыльца на лужайку, ступила в сочную прохладную траву и замерла, запрокинув голову к бесчисленным звездам и ясному месяцу.
Вокруг нее в кустах и деревьях звенели цикады, светлячки, сверкнув во мраке, тут же растворялись в нем. Над головой пролетали летучие мыши. Ветерок пробежал по кронам и стих.
Серафина ощущала необычайную легкость и какую-то светлую радость, как будто еще мгновение — и она взмоет ввысь и поплывет среди звезд… просто от счастья, переполнявшего ее. Вдруг сзади прозвучал первый тихий берущий за душу аккорд. Серафина знала, что ни в коем случае нельзя поворачиваться к Дариусу и смотреть, как он играет.
Гитара говорила за него. Так было всегда. И сегодня лилась простая мелодия, сладостная, задумчивая. Иногда она нежно трепетала, как колибри, замершая в воздухе над цветком, временами взмывала ввысь, невесомая, ритмичная, напоминая бешеный полет коня, слившегося с ветром.
Подчиняясь непонятному порыву, Серафина подняла руки, свела их над головой и закружилась в такт музыке. Не отрывая глаз от звезд, она танцевала свой по-детски бесхитростный танец. Дариус все видел и решил позабавиться, играя все быстрее и быстрее. Из-под его пальцев полились головокружительные ритмы фламенко, которые всегда казались Серафине чарующе-порочными, и она закружилась, как цыганка. Своей музыкой он управлял ею, ее телом и душой. Когда он закончил мелодию, девушка упала на траву, задыхаясь от смеха.
Серафина чувствовала на себе его взгляд, но все плыло у нее перед глазами, и смотреть на Дариуса она не могла.
— Какая же ты озорница, — пробормотал Дариус. И мир вокруг нее постепенно успокоился.
— Где ты научился играть? — спросила она.
— У старика, который выращивал быков на ферме рядом с поместьем моего отца.
— Как его звали?
— Дон Педро. Он был великий матадор. В детстве я часто ходил к нему посмотреть на быков. Хотел стать матадором, — добавил он, грустно засмеявшись.
— Неужели? Почему?
— Ах, они все такие великолепные. Стоят гордо, не дрогнув, когда на них несется гора ярости в две тысячи фунтов. Представляешь себе, какую для этого надо иметь выдержку, какое мужество? Тебе следует когда-нибудь посмотреть корриду. Однако поскольку ты любишь животных, то, вероятнее всего, ее возненавидишь…
— Так почему же ты не стал тореадором, Дариус?
— Зачем убивать животных, когда в мире столько мерзких людей? А теперь помолчи: у меня есть для тебя особая песня.
Серафина вновь уставилась на звезды, а Дариус заиграл совсем иную мелодию, печальную и странную. Принцесса никогда не слышала подобной. Пожалуй, она напоминала балладу средневекового трубадура о безответной любви или древний мавританский плач. Медленная и причудливая, с внезапно подрагивающими высокими нотами на фоне мрачного гудения басовых, создающих основной ритм, эта песнь была величавой и томительной, полной сдержанной страсти. Она словно выплеснулась из бездны отчаяния и тоски, из глубин сердечной муки. Серафина лежала на траве, в двух шагах от человека, которого любила всю свою жизнь, и покорялась чарам этой песни.
Закрыв глаза, закинув руки за голову, она утратила всякое представление о времени. Ее захватила темная тайна музыки, воплощающая помыслы Дариуса и изливающаяся из его мятущейся души.
Серафина не поняла, когда эта музыка закончилась. Но когда воцарилась тишина, сердце ее заныло от невыносимой боли.
Открыв глаза, она увидела над собой черный силуэт на фоне мириад звезд. Дариус стоял над ней, и принцесса не могла пошевелиться. Взгляд Дариуса охватывал каждый дюйм ее тела.
