Жанна Бурен - Дамская комната
— Она, кажется, живет под Туром, в покаянии и самоотречении? Этьен говорил мне о примирении с нею, что давно следовало сделать, и это хорошо. Но он говорил о ней без всякого беспокойства.
— Он не в курсе того, что известно мне. Сначала я побоялась помешать его выздоровлению. Теперь же мне кажется, что не имею права снова заставлять его пережить разочарование и страдать.
Она рассказала о своих сомнениях, о своем открытии и подавленности случившимся.
Отец Клютэн выслушал племянницу молча; опершись подбородком па сцепленные пальцы и облокотившись на стол, он раздумывал над услышанным. И когда она умолкла, заговорил не сразу.
— Как, по-вашему, Флори сильно увлечена? — сдержанно спросил он.
— Не знаю… Не думаю. Она скорее поддается безумным порывам любви, нежели сознательно повторяет одни и те же ошибки. В ее поведении чувствуется какая-то покорность, делающая ее беззащитной.
— Тогда, может быть, еще не все потеряно. Как знать, не почувствует ли она в себе в один прекрасный день силы вырваться из-под этого влияния, которое ей, вероятно, часто в тягость?
Худое и бледное лицо каноника излучало свет такого понимания, такого участия, что Матильда не удивилась его решению.
— Я попытаюсь вызвать у Флори правильное понимание происходящего, — сказал он с решительным видом. — Один я могу попытаться это сделать.
— Каким образом, дядя?
— В ближайшее время я еду в Пуатье на коллоквиум по теологии, куда меня пригласили. Выеду раньше, чем намеревался, чтобы заехать в Тур. Навещу вашу дочь в ее доме. И поговорю с нею.
— Дай вам Господь Бог найти нужные слова, которые ее образумят!
— Бог всемогущ, дочь моя, лишь бы мы проявляли добрую волю. Если Флори поймет, что погрязает в болоте, в которое грех затягивает ее с каждым днем все глубже, если она действительно захочет из него вырваться, она будет спасена. Но в конечном счете, как и всегда, ее спасение будет зависеть только от нее самой.
— Вот это-то меня больше всего и беспокоит, дядя!
— Надо верить, Матильда. Это главное условие помощи, которую мы получаем даже тогда, когда кажется, что все пропало!
И на этот раз, выходя за ограду собора Парижской Богоматери, жена ювелира почувствовала прилив сил.
Она отправилась прямо на улицу Кэнкампуа, где ее ждала работа.
Было холодно. Тяжелое небо, как крышка котла, со всех сторон закрывало горизонт. Стоял влажный серый январь Иль-де-Франса. Люди старались не задерживаться на улице.
Матильда с облегчением вошла в лавку, где нашла Этьена, дававшего урок чеканки по золоту одному из учеников. Каждый раз, когда представлялся такой случай, она восхищалась мастерством мужа в его деле. С того времени как Бертран взял в свои руки продажу изделий и связь с иностранными торговцами, метр Брюнель занимался в основном их изготовлением, созданием прекрасных вещей, которые становились его гордостью. Жена его знала, как высока его репутация честного человека и мастера. И высоко ценила эту сторону личности мужа, привлекавшей ее как своим талантом, так и своими слабостями.
— Я от дяди, — сказала она, когда закончился урок.
— Вы рассказали ему о браке Арно.
— Для этого я к нему и зашла.
— Ну и что он думает об этом?
— Что это союз, подобный всем другим, что все будет зависеть от их личных качеств. Он полагает, что Джуния, несмотря на неизбежное различие в их привычках и в воспитании, таких разных, вполне может проявить способности стать хорошей женой. Наконец, он не раз повторил мне, что ее приспособление к жизни во Франции, ее удовлетворение и то, как она будет относиться к нам, во многом зависит от приема, который мы ей окажем.
— Он, наверное, прав. Посмотрим. Во всяком случае, я предпочитаю знать, что мой сын женился на дочери честного египетского торговца, чем видеть свою дочь влюбленной в такого распутника, как Рютбёф!
— Когда я думаю, — сказала Матильда с какой-то жестокой горечью к самой себе, — да, когда я думаю о том, как годами внушала дочерям, что радости материнства выше связанных с ним мучений, мне кажется, я как слепая прошла мимо самых очевидных реальностей!
Супруги обменивались этими мыслями, склонившись над эскизами драгоценностей, которые они уже обсудили раньше.
— Теперь надо выбрать модели, которые покажутся вам наиболее соблазнительными для придворных, возвращающихся скоро из святой земли, — сказал ювелир. — Говорят, что король и весь флот отбывают оттуда в апреле. Если мы хотим быть готовы к этому, надо немедля приниматься за работу.
Они много продали перед Рождеством, Новым годом. Приближалось Сретенье, а также карнавал, когда в лавках не останется больше ничего привлекательного. Нужно срочно пополнить запасы, создать значительный резерв, чтобы удовлетворить высокий спрос предстоящим летом.
— Нам предстоит также конкурировать с восточными изделиями, — напомнила Матильда. — Так бывает всегда при окончании крестовых походов. Это для нас опасно и одновременно требует лучшей работы.
— Последнее более важно, чем опасность, которая не так уж велика, дорогая. Посмотрите-ка, как стали нужны нам заморские продукты, тогда как предки наши понятия о них не имели.
— Делало ли это их более несчастными? Я в этом не уверена. Впрочем, не важно. В прошлое возвратиться невозможно. Ковры, шелка из Дамаска, апельсины, абрикосы теперь стали неотъемлемой частью нашей жизни. Вы правы, мой друг. Я лишь хотела сказать, что нам не следует допускать, чтобы нас обгоняла сарацинская мода.
— Я люблю в вас, Матильда, помимо многого другого, это чувств реальности, так естественно уживающееся с прекрасным воображением. Выберите изделия по своему вкусу. Вы не ошибетесь.
Матильда принялась набрасывать эскизы Наделенная способностями к черчению, она умела твердой рукой воспроизводить на пергаменте то, что рождалось в ее мозгу. Ей нравилась эта работа. Она хорошо чувствовала себя рядом с Этьеном, доверие которого было для нее его постоянным даром. Плотская неудовлетворенность, так терзавшая ее когда-то и до сих пор еще время от времени пробегавшая черной кошкой между ними, забывалась в такие моменты.
Со времени отъезда, ошибок и несчастий с их детьми ей гораздо чаще чем когда-то хотелось побыть наедине с Этьеном. Как и в полные любви часы начала их брака, они снова глубоко чувствовали радость быть вместе, дополняя друг друга. Покой, согретая нежностью надежность, которую она ценила все больше и больше, царили в отношениях этой четы. Поднимая глаза от своей работы, она почти всегда встречала внимательный, чуть встревоженный, любящий, насколько он мог быть таким, взгляд мужа.
