Мэри Картер - Сердце не камень
— Нет, — сказала она, — голубое шелковое, Сара. И кружевную шаль.
Сара замерла. Дженис заметила неподдельное удивление в глазах своей служанки и тоном, не терпящим возражений, повторила:
— Голубое шелковое, Сара!
Сара обиделась, что-то пробормотала, однако, закончив прическу, послушно отправилась за платьем.
И все же наряд Дженис в этот вечер был чересчур откровенным: глубокий вырез, обнаженные плечи. Голубой нежный шелк, перехваченный под грудью, спускался вниз мягкими складками, при малейшем движении обрисовывая бедра и ноги.
Хотя у Дженис были великолепные драгоценности, сегодня она не хотела надевать много украшений, на ней были только маленькие золотые серьги и широкая голубая лента с камеей на шее. Довершала наряд кружевная шаль, которая лишь подчеркивала откровенность декольте.
В какой-то момент Дженис засомневалась, не переодеться ли ей. Но потом решила, что скорее всего у герцога и в мыслях нет поддаваться воображаемым Сарой искушениям.
Она вышла из комнаты и тут же увидела у своих дверей слугу герцога. Сара уже успела узнать о нем кое-что. Он не дворецкий и не камердинер, но в свите герцога самый главный. Шеффилд привез его из-за границы, и между ними установились более доверительные отношения, чем обычно существуют между слугой и хозяином.
Теперь он поджидал ее, чтобы проводить вниз в столовую. Почтительно поклонившись, слуга произнес:
— Меня зовут Анатоль, мисс. Я провожу вас. В Шеффилд Холле легко заблудиться.
И она, поблагодарив, последовала за ним. Действительно, Шеффилд Холл оказался весьма внушительным сооружением, со множеством комнат и коридоров. Они то поворачивали, то проходили анфилады комнат, пока не пришли в уютную и ярко освещенную столовую.
Там ее ждал лорд Шеффилд. Он переоделся, но парадный костюм его был прост и строг.
— Добрый вечер, мадам! — он поклонился, но не двинулся с места. — Как вам ваша комната?
Было видно, что он отметил произошедшую в ней перемену.
— Я устроилась прекрасно. Спасибо, милорд, — ответила Дженис и села в кресло у камина. Его взгляд смущал ее. Но прямоту герцога она явно недооценила, потому что следующее его замечание застало ее врасплох.
— Вы мне преподали хороший урок. Должен согласиться, двадцать лет — уже не детский возраст. У вас потрясающая фигура.
Дженис растерялась. Она не знала, оскорбиться ей или сделать вид, что она ничего не слышала, как было принято в свете. Но что, однако, предосудительного в его словах? Это просто выражение восхищения. И она решила принять их как комплимент.
— Спасибо, — сказала она спокойно. — Но это не моя заслуга. Говорят, я похожа на свою мать.
Герцогу явно понравилась ее реакция.
— Правда? — спросил он. — Тогда я завидую вашему отцу.
Дженис поняла, что сама напросилась на подобный разговор.
— Не спешите завидовать, милорд. Моя мать была француженка с весьма вспыльчивым характером. Если она выходила из себя, то домочадцам приходилось туго. Могла в припадке гнева и запустить в них чем-нибудь.
— А вы? Вы тоже способны на такое в гневе?
— Меня еще никто не доводил до подобного состояния. Поэтому трудно предсказать, что может случиться.
Герцог улыбнулся.
— Хотя я и не собирался сердить вас, вы меня заинтриговали. Никогда не видел так устрашающе разгневанных женщин.
Дженис, зная, что поступает невежливо, никак не могла удержаться от замечания:
— Зато, уверена, что в своей жизни вы видели немало женщин в припадке страсти.
Он замялся, но ответил:
— Да, одну или двух, наверное.
Дженис поняла, что допустила бестактность, ведь слово «страсть» можно было истолковать по-разному. Она попробовала сгладить неприятное впечатление.
— Меня весьма удивляет, милорд, что вам не довелось наблюдать женских истерик и сцен. — Но не удержалась и добавила: — Вы производите впечатление человека, способного вывести женщину из себя.
Шеффилд неожиданно рассмеялся. При этом смягчились его жесткие черты и выражение лица стало дружелюбным и привлекательным. Для Дженис такая перемена была загадкой, но напряжение отпустило ее, и она уже почувствовала расположение к этому человеку.
— Вы, наверное, правы, — сказал он спокойно. — Я человек прямой и говорю то, что думаю, иногда даже прежде, чем подумаю. Это и создает определенные трудности в моем общении с прекрасным полом.
— В этом я как раз не сомневаюсь, — сказала Дженис, но ей уже не хотелось продолжать опасную тему.
Тут как нельзя кстати появился слуга и объявил, что ужин подан. Шеффилд подошел к Дженис и предложил ей руку.
— Прошу вас. Думаю, что мой повар сегодня постарался на славу ради вашего приезда. Кормить меня одного ему уже наскучило.
— Значит, вы непритязательны во вкусах, милорд? — удивилась Дженис.
— Что касается еды, да. Я не люблю приправы и соусы, а это — конек любого повара.
Ужин был действительно великолепен. И герцог оказался весьма интересным собеседником. С ним одинаково легко можно было обсуждать любые темы: от погоды до военных проблем во Франции. Он с интересом выслушивал мнение Дженис, даже если оно не совпадало с его собственным, и ни разу не подчеркнул превосходства своего интеллекта.
В общении с другими мужчинами Дженис всегда отмечала отсутствие такого такта, и только ее дядюшка составлял счастливое исключение.
Разговор перешел на обсуждение светской жизни. Герцога веселило то, какие меткие характеристики давала Дженис представителям высшего общества.
— Когда вы начали выезжать в свет, мадемуазель? — спросил Шеффилд.
— В прошлом сезоне. Я была представлена ко двору и это было, пожалуй, интересно. От всего остального я уже устала.
— Балы и рауты? Танцевальные вечера? Театры? — перечислил он без всякого интереса.
Дженис знала, что герцогу наверняка были бы доступны все эти развлечения, если бы он только удосужился приехать в Лондон, но судя по всему, он старательно избегал светских приемов, и она не могла понять, почему. Удовлетворить свое любопытство сейчас она не решалась, понимая, что подобные вопросы разрушат непринужденность их разговора, и поэтому постаралась более полно ответить на его вопрос.
— Конечно! Но вы забыли упомянуть визиты, церемонии, прогулки в парке верхом. И еще необходимость переодеваться по нескольку раз в день. Как это скучно и однообразно! Казалось бы, вечером можно было бы как-то развлечься. Но на любом балу все общество разделяется на две половины: в одной мамаши с дочерьми на выданье, в другой джентльмены, обсуждающие достоинства и недостатки девиц.
