Кристина Додд - Соблазненная принцем
— Нет, она была так вежлива, что чуть не заморозила бедную девчонку. — Хейда хохотнула. — Испугала ее до смерти.
Рауль усмехнулся:
— Могу себе представить, как она это сделала.
Молодая, хрупкая на вид женщина сильно хромала, и Рауль заказал для нее специальный ботинок, удлинявший левую ногу. Однако при всей своей видимой хрупкости Хейда отлично управляла домашним хозяйством и служанками. Как говорил ее муж, Хейда умела добиться послушания с помощью одних лишь слов.
Просперо был прав. Причем ей все всегда сходило с рук.
— Мужчины вышли в поле? — спросил Рауль.
— Наконец-то, — сердито проворчала Хейда. — После того как всю ночь спали как младенцы и храпели, словно ожиревшие медведи.
— Праздновали свое возвращение, не так ли? — улыбнулся ей Рауль.
— Да уж, в течение нескольких часов подряд. Можно было подумать, что они стерли с лица земли дом де Гиньяров, а не просто потыкали в него острой палкой.
— Это лишь начало, — усмехнулся Рауль.
Он спустился по лестнице в кухню, где докрасна раскалилась недавно установленная новая чугунная плита, а повар ругал своих двух помощников. В конце длинного стола для слуг сидела Виктория Кардифф. Справа возле нее стояла Амайя, вокруг них на полу — примерно дюжина ребятишек.
Рауль остановился в тени, наблюдая за Викторией.
На ней было платье из коричневой шерсти, чистое и выглаженное. Волосы ее — собраны в пучок на затылке.
Его губы дрогнули в улыбке. Видимо, пока он спал, она нашла время вымыться и переодеться. Должно быть, она чувствовала себя чрезвычайно грязной, если снизошла до того, чтобы воспользоваться его теплой водой и мылом. Как ей, наверное, неприятно, что ее заставили находиться в его доме!
А как бы ему хотелось присутствовать при купании и, поднимая ведро с теплой водой, обливать ее грудь, живот и бедра.
Сегодня вечером он начнет медленный процесс соблазнения, зная, что после этого у нее не будет выбора. Потому что в ее поцелуях он почувствовал скрытую пьянящую страсть… к нему.
Указав на тушу молодого бычка, вращающуюся на вертеле над огнем, Виктория произнесла по-английски:
— «Биф».
— «Биф», — повторили дети и громко закричали: — «Говядина»!
— «Говядина», — повторила Виктория и, указав на кастрюли, развешанные на медных крюках, произнесла: — «Пэн».
— «Пэн», — повторили дети и закричали: — «Сковорода»!
— «Сковорода», — повторила она. Заметив, что повар недобрым взглядом посматривает на детей, она сказала: — А вот и колдун, который сварил Ханса и Гретель.
Дети были явно озадачены.
— Мисс Кардифф, не позволите ли мне? — сказала Амайя.
— Да, Амайя. Только сначала переведи детям мою маленькую шутку.
Хейда была права. От холодного тона Виктории Амайя даже задрожала. Однако она все же повернулась к детям и принялась быстро переводить сказку о Хансе и Гретель на морикадийский язык.
Дети быстро уловили смысл и громко расхохотались, увидев, что повар сердито нахмурил брови.
Рауль вышел из тени.
— Молите Бога, мисс Кардифф, чтобы он не заявил о своем уходе. Хорошего повара трудно нанять, тем более что я не обещаю ни особой славы, ни больших денег, ни избранного общества, которое способно оценить ваши таланты, и вам, я уверен, придутся не по душе блюда, которые будут готовить наши доморощенные повара.
При звуке его голоса дети вскочили со своих мест и с улыбками потянулись к нему. Он подхватил на руки двоих самых маленьких, трехлетних близнецов, а остальные ребятишки — двое четырехлетних, двое пятилетних, один семилетний и двое восьмилетних — повисли на его ногах и руках.
Амайя присела в книксене, округлив глаза в благоговейном трепете.
Виктория встала и особенно тщательно расправила юбку, изо всех сил игнорируя его присутствие.
— Я предложил вам учить моих взрослых родственников манерам, а не обучать ребятишек английскому языку, — сказал он.
— Боюсь, что вы ошибаетесь, мистер Лоренс. Это они учат меня морикадийскому языку. По правде говоря, они очень хорошие учителя.
Дети от ее похвал смущенно опустили глаза, и она протянула им руки.
Две самые маленькие девочки с готовностью присоединились к ней. Жест Виктории был естественным, дружелюбным, когда она проходила мимо Рауля, он понял, что она использует детей, чтобы держать его на почтительном расстоянии.
— Раньше я не могла понять ни слова, но я попыталась соотнести морикадийский язык с одним из таких романтических языков, как французский или испанский. Фактически он напоминает мне скорее немецкий или русский.
Она болтала тоже для того, чтобы держать его на расстоянии, используя для этого тот самый холодный тон, который применяла при общении с Амайей. Неужели она и впрямь думала, что с ним ей это удастся?
— Говорят, что это язык Аттилы.
Рауль шел следом за Викторией, стараясь не наступить на кого-нибудь из ребятишек, собравшихся вокруг него.
— Язык Аттилы семьдесят поколений спустя, — сказала она.
— Да, — согласился он. Рауль почти видел, как она группирует выученные слова, приводя их в порядок и используя свое лингвистическое мастерство для того, чтобы понять тот мир, в котором так внезапно оказалась.
Он сказал, что восхищается ее умом. Он действительно так сказал. Но сделал это скорее потому, что когда увидел ее, окруженную детьми, почувствовал, что в нем проснулся инстинкт собственника.
Он ревновал ее к дюжине ребятишек… потому что с ними она не боялась почувствовать удовольствие, не то что при общении с ним.
Прежде чем уйти из кухни, Виктория остановилась возле повара:
— Спасибо за вашу выдержку. Я с наслаждением наблюдала за тем, как вы работаете, и мне не терпится отведать шедевры вашего мастерства.
Он повернулся к ней спиной.
Но Рауль заметил, что когда она стала подниматься по лестнице, повар оглянулся и стал наблюдать за ней, и Рауль сердито нахмурил брови. Ему не понравился интерес этого мужчины, а также интерес всех мужчин, явно реагирующих на ее красоту.
В главном холле их дорожки разделились. Хейда отправилась наблюдать за тем, как служанки накрывают столы для ужина. Томпсон собрал свои счета и теперь, стоя в холле, давал распоряжения лакеям.
Виктория направилась к открытому окну, сняла изъеденный молью гобелен, который прежде висел на стене в верхней галерее, и уселась в кресло. Как подобает настоящей английской молодой леди, она принялась штопать гобелен.
Раулю хотелось улыбнуться при виде того, как выбранная им женщина делает то, что положено делать хозяйке замка, но он был не так глуп.
