Александра Девиль - Письмо Софьи
– Но я замуж не хочу! – замотала головой Софья.
– А чего же ты хочешь? Как будешь дальше жить? В Старых Липах оставаться тебе теперь зазорно, а твое собственное именьице – крохотное, да и тем ты не сможешь управиться одна.
– Тетушка, неужели вы совсем от меня отказываетесь?… – упавшим голосом спросила Софья.
– Не совсем. Конечно, я на тебя гневаюсь, но не настолько, чтобы не думать о твоей судьбе. Потому и замуж тебя хочу пристроить, чтобы после моей смерти ты не оставалась беспомощной. Здоровье-то мое плохое.
– Тетушка, но вы ведь еще далеко не старуха!
– Однако уже далеко и не молода. Твой отец умер, когда ему было столько лет, сколько мне сейчас. Да… Раньше думала я тебе завещать Старые Липы, а теперь не могу. Хоть и жалко мне тебя, а не могу. Пойдут всякие разговоры, а Илларион и его мамаша начнут с тобой судиться-рядиться, тяжбами тебя замучают. Да и какое тебе будет житье в этих краях после всего? Пока ты девица незамужняя – ты беззащитна для сплетен. Вот и подумай: как тебе дальше жить? Если не замуж – то в монастырь. Хочешь быть монахиней?
– Мне теперь уж все равно, – махнула рукой Софья. – Но замуж пойду только за Юрия.
– Да что ты все о Юрии твердишь! – вспылила Домна Гавриловна. – Не будет тебе с ним счастья, даже если каким-то чудом вымолишь у него прощение. Не будет, потому что его мать никогда вас не благословит. Она известная ханжа. А еще я узнала, что они с матерью Иллариона – подруги, так что Горецкую есть кому против тебя настраивать. А ты не мечтай о несбыточном.
– Но что же мне делать?
– Выбирай: хочешь сидеть здесь и никому не показываться на глаза или все-таки поехать со мной в Москву?
– Конечно, лучше поехать в Москву, – вздохнула Софья. – Только… только дайте мне несколько дней, чтобы я могла собраться с силами, помолиться в церкви…
Говоря о «нескольких днях», Софья надеялась, что успеет за это время с помощью Эжени увидеться с Юрием.
– Ну, конечно, мы ведь не завтра едем, несколько дней нужны на сборы, – согласилась Домна Гавриловна. – А в церковь к отцу Николаю сходи, облегчи душу исповедью.
– Тетушка, а с нами поедут Эжени и Франсуа?
– Там видно будет.
Вскоре после разговора Софьи с Домной Гавриловной дождь прекратился, ветер утих и летнее небо прояснилось, засияв чистой голубизной между легкими белыми облачками.
Постепенно и мятежное настроение Софьи немного успокоилось, сменившись надеждой – не очень радостной, но все же вернувшей девушке способность здраво рассуждать. Ведь, в конце концов, не все было потеряно, и Юрий, немного поостыв, наверняка согласится ее выслушать. А там уж ей надо будет употребить все свое красноречие, всю искренность чувств, чтобы он поверил. Возможно, придется даже рассказать ему о злополучном письме… Но при мысли об этом подспудная тревога поднималась у Софьи в душе. А вдруг и вправду угрозы Призванова – нешуточные и ей придется отвечать за свое неосторожное послание к «узурпатору» и «врагу отечества»? Да и как отнесется к этому сам Юрий? Нет, о письме лучше не рассказывать, а упирать на то, что Заборский и Призванов устроили против нее заговор, опоив ее зельем.
До вечера она продумывала предстоящее объяснение с Юрием и втайне от тетушки шепталась с Эжени о том, как лучше убедить молодого человека встретиться с бывшей невестой.
Наутро Евгения, как и обещала Софье, отправилась в город, сказав Домне Гавриловне, что хочет закупить у знакомых торговцев полотно. Тетушка ничего не заподозрила, только велела экономке не задерживаться, поскольку надо уже готовиться к поездке в Москву.
Софья не находила себе места от тревоги и, желая немного успокоить душу, сходила в церковь к отцу Николаю. Но даже священнику она не могла открыть всей правды; сказала лишь, что злые люди все-таки разлучили ее с женихом, использовав для этого и клевету, и соблазн. Отец Николай не выпытывал подробностей, но снова напомнил о том, что никакие злые силы не разлучат тех, кто предназначен друг другу судьбой.
– А что мне делать, отче, если меня ввергли в невольный грех, в котором я не виновата? – робко спросила Софья. – И как мне дальше жить, как поступать, если я не знаю? Кто мне подскажет?
– Нет общих советов на все случаи жизни, – вздохнул священник. – Прислушивайся к своему внутреннему голосу.
– А внутренний голос – это что? Голос совести или голос сердца?
– У праведных людей голос совести и голос сердца совпадают.
Отец Николай благословил Софью, но она ушла из церкви не успокоенной, а полной раздумий о самой себе. «Что, если я не праведная, если сердце однажды подскажет мне не то, что потребует совесть? Как мне во всем этом разобраться?»
Еще она думала о том, как ей стать счастливой вопреки судьбе и здравому смыслу, презрев мнение молвы, не получив благословения матери и родичей Юрия, подвергаясь насмешкам его приятелей над скомпрометировавшей себя невестой-бесприданницей. По всему выходило, что такой союз не сулит ей долгого и прочного счастья, но она все равно не хотела отказываться от своей мечты и с трепетом ждала новостей из города.
Эжени вернулась через день, и уже по одному выражению ее лица Софья поняла, что женщина не может сообщить ей ничего утешительного. Евгении удалось увидеть Юрия лишь на несколько минут, перед самым его отъездом из города, и ни в какие объяснения он не стал пускаться, заявив, что срочно отбывает на военную службу, в ту самую артиллерийскую бригаду, в которой и раньше служил подпоручиком, и отправляется к западной границе, где вот-вот начнутся сражения.
Софья была убита этим известием. Теперь разлука с Юрием, казавшаяся ей поправимой, обрастала стеной бесконечных преград. Война, которая раньше представлялась девушке чем-то далеким, вдруг стала неумолимо приближаться. Софья, конечно, не раз слышала разговоры о битвах, ранениях, оружии, полководческой стратегии и прочих военных вещах, но почему-то была уверена, что ее жизни это не коснется, словно война являлась уделом некоего особого сословия людей, вроде оловянных солдатиков. И еще она всегда надеялась – может быть, под влиянием разговоров с Франсуа и Вельсовичем, что Наполеон не пойдет воевать с такой большой и отдаленной от него страной, как Россия, а будет действовать дипломатическими маневрами. Но теперь все указывало на то, что где-то там, у западных границ, со дня на день начнутся сражения, прольется кровь. Решение Горецкого отправиться в полк именно сейчас казалось Софье крушением ее собственной жизни. Если уж война неизбежна, то пусть бы на нее шли какие-то незнакомые, чужие ей люди, но не Юрий…
Тот факт, что он не захотел увидеться с Софьей, говорил о многом. Значит, даже перед лицом грядущей опасности и возможной гибели, которую всегда надо предвидеть, отправляясь на войну, он не пожелал не только простить, но хотя бы просто выслушать девушку, еще совсем недавно бывшую его невестой. Неужели уязвленное самолюбие так быстро убило в нем все чувства к ней?
