Белая роза - Огюст Маке
Перкен закончил свою речь. Все присутствующие были взволнованы. Правда, пока никто ему не поверил. Более того, никогда еще самозванство не казалось столь грубо сфабрикованным. Но, с другой стороны, никогда еще внешность самозванца не казалась настолько привлекательной. В результате все были готовы объявить его лжецом и фальсификатором, но никто не решался осудить его за эту ложь.
Герцогиня выглядела очень сосредоточенной. Она старалась понять, какое впечатление произвели на присутствующих слова молодого человека и восхищалась мастерством, с которым он, ни разу не запнувшись, поведал столь чудовищную историю, словно апостол, провозглашающий истину.
– Фрион был прав, – подумала она, – этот юноша, действительно, очень хорош и будет жаль разрушать созданную им великолепную конструкцию. Но если я ее не разрушу, то разрушит кто-то другой, а этого нельзя допустить.
– Любой человек, – торжественно сказала герцогиня, – может наговорить что-то подобное. Всем известны постигшие Йорков несчастья. И с ребенком, когда он играет, может произойти что-то подобное тому, о чем рассказал этот юноша. Нас не устраивают такие примитивные повествования. Теперь мы будем задавать ему гораздо более трудные вопросы.
– На любой вопрос, который вызовет у меня воспоминания, я отвечу также без труда, – сказал Перкен. – Задавайте самые трудные вопросы, мадам. Я совсем не стремлюсь доказать кому-либо, что я Ричард Йоркский. Но я хочу доказать это самому себе. Если я буду уверен в этом, то стану по-другому смотреть и на этот мир, и на саму жизнь. Если же окажется, что недоразумение сыграло со мной злую шутку, тогда пусть меня накажут. Наказание положит конец моим мучениям, и я сам буду призывать смерть, видя в ней спасение!
– Так он далеко зайдет, – подумала герцогиня. – Неужели после подготовки он так в себе уверился?
Между тем, смелость молодого человека начала приносить свои плоды. Собравшиеся уже не скрывали, если не симпатию к нему, то, по крайней мере, опасения, что его заблуждения обнаружатся слишком быстро.
Герцогиня вновь взяла слово и так добросовестно повела допрос, что даже стала содрогаться при каждом новом вопросе, опасаясь, что ответ на него окажется неверным или неточным.
Но все выглядело так, словно дух, сидящий внутри молодого человека, зажег перед ним волшебное пламя, помогавшее разгадать загадки кровавого прошлого, или словно ангел, хранящий семейство Йорков, спустился на землю и стал незаметно нашептывать ему на ухо верные ответы. Во всяком случае, новоявленный Ричард не ошибся ни разу. Все самые тонкие ловушки он обошел или же указал на них без страха и раздражения. Иной раз он колебался, давая ответ, но лишь тогда, когда искал более точное выражение или уточнял мельчайшие детали. Медля с ответом, он выигрывал время, необходимое ему, чтобы проникнуть в глубины своей памяти. Так ныряльщик пропадает из виду и в течение нескольких секунд чем-то таинственно занимается под водой, а когда выныривает с улыбкой на устах, то оказывается, что в руке у него жемчужина.
Перкен предоставил герцогине самые точные сведения о своем детстве, братьях и сестрах, матери и отце Эдуарде IV. Он описал все тайные закоулки дворца и загородные дома, в которых проживала его семья, вспомнил любимые игрушки, назвал своих собак и птиц, описал друзей, слуг и офицеров, бывавших в доме Йорков. Он с безудержным энтузиазмом погружался в воспоминания и все больше оживлялся по мере того, как чувствовал возрастающий интерес к нему и восхищение собравшихся. Он в деталях рассказал Маргарите о ее секретном визите в Лондон, предпринятом, чтобы заручиться поддержкой Эдуарда IV, описал ее наряд, вспомнил о прогулке в лодке, во время которой оба племянника сидели у принцессы на коленях, а она, укрывшись под тканым балдахином, по-свойски беседовала с братом и невесткой. От этого воспоминания Маргарита даже вздрогнула. Искренне ошеломленная, она с некоторой опаской взглянула на Перкена и подумала: «Откуда он знает об этом случае? Фриону я о нем не рассказывала».
Слушатели, давно научившиеся читать тайные мысли государыни и порядком изумленные нескончаемым потоком столь просто предъявляемых доказательств, уже не сдерживались и в полный голос высказывали благоприятные мнения о результатах допроса.
Что же касается Перкена, то у него этот бесспорный успех не вызывал ни радости, ни победного чувства. Как он и говорил, свое прошлое он восстанавливал лишь для собственного удовлетворения, и единственным чувством, проступавшим на его лице, было наивное удивление от того, что он в чем-то убедил самого себя.
– По правде говоря, – удивленно произнесла Маргарита, все еще убежденная, что все это надувательство, но не скрывающая восхищения мужеством и самообладанием юноши, – молодой человек сообщил нам о таких вещах, о которых, как мне казалось, знаю я одна.
После этих слов к Перкену приблизился герцог Килдар. До сих пор он неподвижно и безмолвно наблюдал за происходящим, а теперь решил нанести призраку прошлого последний решающий удар.
Он спустился с балюстрады и подошел к молодому человеку, словно выходящий на арену чемпион. На его лице читалась твердая решимость покончить с этим самозванцем, а глаза смотрели лукаво и враждебно. Как и все присутствующие, старик был взволнован. Благородные и искренние речи Перкена в тот день не раз заставляли биться его сердце. Такая неожиданная ловкость молодого человека, по мнению Килдара, не должна была сойти ему с рук, и, хотя он стыдился своих намерений, но все же решил сделать так, чтобы выскочка раскаялся в своей дерзости.
– Узнаете ли вы меня? – спросил он. – Понятно, что вы можете сказать «да», ведь меня многие здесь знают. Но берегитесь! Мой вопрос не так прост, как покажется на первый взгляд.
– Я вас не знаю, – ответил Перкен.
– Я герцог Килдарский. Когда я состоял при детях Эдуарда в Вестминстере, меня звали Патрик. Видите, я даже помогаю вам.
– Патрик? – задумчиво сказал Перкен.
И он углубился в воспоминания.
– Хорошенько поройтесь в памяти, – добавил Килдар. – Если вы вспомните о событиях, о которых я сейчас думаю, тогда вы увидите, как исчезнет улыбка недоверия, оставленная на