Пенелопа Уильямсон - Сердце Запада
Гас поднял глаза на жену и улыбнулся. И хотя непривычное томление внутри нее слегка затихло, воспоминание о нем по-прежнему было свежим, как вчерашняя рана.
Гас встал. Бочонок царапнул грубый пол.
– Как насчет выпить еще по кружечке моего знаменитого ковбойского кофе?– пророкотал муж. В тишине хижины его голос показался грохотом.
Клементина положила замешанное тесто у плиты, чтобы поднялось. Передвинула горшок, в котором тушилось мясо, на более горячий участок и добавила воды. Через три часа пора будет накрывать стол к обеду. Сегодня понедельник, значит, нужно заняться стиркой. Можно постирать и завтра, но когда потом гладить белье? Столько всего нужно сделать… А ей так хотелось вытащить из чемодана фотоаппарат, спрятанный подальше от глаз Гаса, и запечатлеть лачугу и тополя, и окружающие долину черные горы, похожие на церковный хор в своих жестких белых снеговых шапках. Но первым делом нужно постирать, погладить, приготовить ужин и испечь хлеб.
Шлепая по полу в одних носках, Гас подошел к жене и встал сзади. Клементина не двигалась, желая, чтобы он прикоснулся к ней и одновременно страшась этого. Он медленно провел пальцем черту в муке, покрывавшей ее предплечье.
– Есть что-то такое в женских руках по локоть в муке, что заставляет мужчину хотеть…
Слова Гаса затихли, и его теплое дыхание защекотало ее шею.
Он испустил тяжелый вздох, по большей части наигранный.
– Пожалуй, мне нужно вернуться к починке скотопрогона.
Поднял рабочие сапоги, которые сохли перед плитой, и сел на деревянный ящик, чтобы обуться. Комья земли посыпались на кухонный пол подобно крошкам сдобной булки. Вчера шел сильный дождь, который Гас назвал «душителем жаб», и сквозь дерновую крышу просочилась грязь. Клементина все утро драила пол, а сейчас Гас снова пачкал выскобленные половицы.
Она указала пальцем на мусор.
– Если бы ты сам скреб этот пол, Гас Маккуин, то подумал бы, выбирая место, где обувать грязные сапоги.
Он удивленно поднял глаза.
– Что ты такая сердитая сего…?
Страшный вой оборвал его на полуслове. Затяжные пронзительные вопли, звучавшие так, будто одновременно кричали сотни одиноких койотов.
Взгляд Клементины метнулся к щербине на стене, и страх сдавил горло, пресек дыхание. Индейцы.
Вопли затихли, и воцарилась тишина, прерываемая лишь стуком сердец. Но затем какофония криков, визгов и гула разразилась прямо за дверью. Клементина рванулась было бежать, но когда смогла передвинуть ноги, они были несгибаемыми как ходули.
– Что, черт подери?.. – Гас встал и потоптался, завершая обувание. Сжал плечи Клементины, подталкивая ее вперед и отодвигая с дороги. – Звучит так, будто нам устроили кошачий концерт, хотя его полагается закатывать в первую брачную ночь, а не через два месяца после свадьбы.
Гас распахнул дверь, выставив Клементину перед собой, и ей показалось, что муж смеется, но она не слышала его среди всего этого шума. Два золотоискателя, Поджи и Нэш, отплясывали джигу во дворе, их сапоги с шипами на подошвах разбрызгивали грязь. Мужчины подыгрывали себе на визгливых самодельных инструментах из консервных банок, пиликая накалифоненными смычками по неровным краям.
Плясуны остановились, увидев, что появились зрители. Широкие улыбки прорезали их жесткие лица. Нарушителям спокойствия удалось изобразить виноватый и одновременно гордый вид, как двум волкам, застигнутым в курятнике и готовым похвастаться своей удалью.
– Не стойте там в грязи, – хохотнул Гас. – Заходите.
Двое пожилых мужчин последовали за хозяином в дом и окончательно испачкали пол. Клементина не возражала – радовалась, что хоть кто-то пришел их проведать. Вряд ли нагрянут другие гости: она знала, что все местные думали о ней, что сам округ Танец Дождя думал о ней – все это безжалостное, беспощадное место. Она была здесь чужачкой, накрахмаленной леди без земли в сердце, достойной разве что насмешки. Иногда Клементине казалось, что горы и ветер тоже потешаются над ней.
Мужчины устроились вокруг стола.
Омерзительная вонь от золотоискателей захлестнула лачугу. Они не только пользовались услугами того же портного, что и Энни-пятак, но имели такие же привычки по части мытья.
Клементина подошла к низкому дивану из ящиков из-под кофе и села на покрывало. Ее жесткие сатиновые юбки громко шелестели в тишине. Чуть наклонилась вперед и обхватила пальцами колени.
– Какими судьбами вы очутились в Радужных Ключах?
Нэш улыбнулся, очевидно радуясь возможности побеседовать.
– Ну, мы просто ехали мимо, и Поджи почувствовал, что вроде как спекся на солнце, вот и завалились промочить глотки в «Самое лучшее казино Запада». А там присоседились к картежникам, и, черт нас дери, выиграли серебряный рудник у какого-то старикашки, который сглупил и выложил четырех вальтов под четырех королев Поджи. – Нэш усмехнулся, качая головой. – Ну мы и назвали новый рудник «Четыре вальта», чтобы помнить, что не надо быть такими дураками, как тот старик, когда приспичит перекинуться в картишки. – Нэш моргнул. – В этой шахте мы и копаемся с тех самых пор. Да, Гас, мы же приехали, чтобы рассказать тебе…
– Давай-ка я расскажу, иначе мы никогда до сути не доберемся. – Поджи положил локти на стол и наклонился вперед. – Ты же знаешь рудник «Четыре вальта» …
– Как ж не знать-то, – произнес Гас. – Помимо того, что Нэш только что о нем толковал, мне ведь принадлежит пятая часть в счет тех денег, на которые вы, трудяги-старатели, пробивались последние два года. И до сих пор это были лишь двадцать процентов грязи и пустой породы.
Поджи глотнул виски, а затем поставил стакан на свое выступающее бочкообразное пузо.
– Мы взорвали неслабый кусок кварца и отправили образцы пробирщикам в Бьют-Кэмп, и будь мы прокляты, если в пробе не окажется серебришка.
Нэш достал маленький плоский камень из жилетного кармана и бросил Гасу. Камешек блестел как новый десятицентовик.
– В том месте, откуда эта малость, целые залежи. И, похоже, жила тянется на целую вечность.
Гас потер серебрящийся образец, вскочил на ноги и громко вскрикнул, испугав Клементину. Потом обнял жену и закружил в танце вокруг стола, его смех эхом отскакивал от стропил.
Когда Гас отпустил ее, Клементина тяжело дышала. Ее щеки раскраснелись, а пряди волос выбились из тугого пучка на затылке. Лицо Гаса светилось от восторга как у ребенка.
– Держи, малышка! – он бросил ей сверкающий камень.
Клементина поймала и улыбнулась, любуясь самим Гасом Маккуином, ликующим и смеющимся Гасом, которого она сумеет полюбить. Клементина подняла камень на свет, восхищаясь его сиянием.
