Пенелопа Уильямсон - Сердце Запада
– Пожалуй, нам пора двигаться дальше, – вздохнул Нэш, со скрипом встал и подтянул ремень.
Поджи с шарканьем поднялся с бочонка, рыгнул и слегка пошатнулся. Старатели попрощались, немного поддразнив Гаса насчет уютной семейной жизни и вышли за дверь.
Клементина укрылась от солнца под навесом, чтобы помахать им рукой на прощание. А Гас пошел провожать гостей до загона.
Старый палевый пес поднял голову и смотрел мужчинам вслед, но не покинул тени сарая. Он лежал там уже давно, распростершись на животе и упираясь носом в передние лапы. Тосковал по брату Гаса, который отсутствовал три дня, ублажая миссис Йорк, городскую проститутку. Пес обошел Клементину, обнюхал её и равнодушно отвернулся, будто не верил, что она здесь надолго. Один его глаз затянула молочно-белая пленка. Гас сказал, что его укусила гремучая змея, и он должен был околеть. Но вместо этого пес ослеп. Или почти ослеп.
Гас не вернулся в лачугу, а пошел в сторону сарая к повозке. Пробормотал, что нужно вернуть повозку Змеиному Глазу или выкупить ее. Клементина знала, зачем муж едет в город на самом деле. Гас хотел привезти своего брата домой, прежде чем Рафферти навлечет еще больше позора на семью. Ее семью.
Подняв юбки, чтобы не запачкать, Клементина зашагала по двору к Гасу. Она чувствовала, как горы, топорщащиеся черными соснами, из-за её спины наблюдают за происходящим.
– Гас? – Клементина почти закричала, испугав и себя и мужа. Прикоснулась к камее на шее и ощутила крошечный предательский трепет у основания горла. – Ты же не собираешься оставить меня здесь одну?
Он развязывал узел на упряжи и на мгновение остановился, чтобы оглянуться на нее. Его губы и глаза были напряжены от гнева.
– Конечно же, нет. Это небезопасно.
Клементина втянула в себя воздух и медленно выдохнула.
– Тогда пойду соберусь в дорогу.
– Не копайся. Я хочу вернуться до темноты.
Она уже двинулась к лачуге, как Гас остановил ее.
– Клементина. Никогда больше не ставь под сомнение мой авторитет. – Она сжала зубы, борясь с волной чувств, которая угрожала накрыть ее. – Меня унижает, малышка, когда ты ополчаешься против меня. Будто я не мужчина в собственном доме.
Клементина неподвижно стояла перед Гасом, пытаясь унять усиливающуюся внутри дрожь. Она не станет извиняться и не признает, что муж был прав.
– Я должна взять шляпу и перчатки, – сказала она. Затем повернулась и чопорно зашагала через покрытый грязью двор.
В пристройке с наклонной крышей, в которой стояла большая железная кровать, Клементина начала приводить себя в достаточно пристойный вид, чтобы появиться в городе. Ветер и танцы с Гасом вокруг стола разлохматили ее волосы. Она положила щипцы для завивки на ламповое стекло и, пока они нагревались, умылась и вымыла руки.
Ее лицо смотрело на нее из треснутого зеркала – обветренное, загорелое и слегка испуганное.
Плащ Клементины висел на крючке рядом с самодельным шкафом для одежды. Плащ с глубоко спрятанным в кармане секретом в форме сердца. Клементина вытащила мешочек и постояла, взвешивая свое достояние на ладони, слушая звяканье монет.
Клементина знала, что не оставит Гаса. Но она устала постоянно беспокоиться о том, правильно ли и прилично ли она поступает, и хорошая ли она жена. Она взрослая женщина и должна иметь право на свое мнение. Как первопроходцы, добравшиеся в эту неизведанную глушь задолго до нее, Клементина хотела оставить на этой земле собственный след.
Она использовала разделочный нож, чтобы разрезать один из швов мешочка. Достала пятидолларовую золотую монету и оглядела лачугу в поисках местечка, куда можно спрятать остальное.
* * * * *
Ханна Йорк поднялась и с нарочитым изяществом ступила из оцинкованной железной лохани, заменявшей ей ванну. Вода тонкими струйками стекала по распаренной коже, лаская ее так же, как руки Зака час назад. Ароматный пар затмил воспоминания о трех днях запаха перегара и совокупления. Было позднее утро, и рассеянный солнечный свет проникал через тонкие маркизетовые занавеси на окне спальни, заставляя красные шелковые стены гореть огнем и накладывая розовую патину на обнаженное тело Ханны.
Она потянулась, зарываясь пальцами ног в толстый турецкий ковер. Ханна любила эту комнату – хотя с красными шелковыми обоями и резной кроватью с балдахином, спальня выглядела как помещение борделя. И это так и было, пока Ханна не купила дом, но с тех пор комната стала просто комнатой. В собственном доме новой хозяйки, где та жила одна. За пятнадцать месяцев в Радужных Ключах этот ковбой стал первым мужчиной, которого Ханна впустила в свою жизнь, в свою постель.
Ханна подняла голову и взглянула в зеркало. Она увидела свое лицо, а за ним отражение мужчины, лежащего на ее кровати.
Его взгляд встретился в зеркале с ее. Жесткий, почти жестокий, возбужденный взгляд, одновременно волнующий и пугающий. Ханна отвела глаза. Зак не беспокоился о вещах, которые можно разбить – например, о сердцах – и занимался любовью с отчаянным голодом, будто завтра мог умереть. Она улыбнулась, шагнув к нему.
– Ханна, – выдохнул мужчина.
И уложил ее подле себя. Его губы и руки медленно двигались по ее животу. Потом достигли татуировки в виде розы на внутренней стороне бедра. Его язык, горячий и шершавый, исследовал каждый лепесток, повторил изгиб стебля и зарылся в густой треугольник волос. Наслаждение… Она забыла, что это удовольствие могло быть как подарено, так и продано. В течение двух лет Ханна подвизалась проституткой, торгуя своим телом в Дедвуде. Там она снимала хижину, в которой кроме кровати почти не имелось мебели. Ее имя было выжжено на деревянной табличке над дверью. Конечно, не настоящее имя. То, которым она назвалась… Рози.
Мужчина подтянулся выше, чтобы снова поцеловать Ханну в губы и дать ей ощутить вкус ее собственного естества, оставшийся на его языке. Ей нравилось ощущать его тяжесть. Ее грудь сжималась от теплой неуловимой сладости. Прошло так много времени в тех пор, как она находилась в объятиях истинного любовника, с тех пор, как к ней прикасались с нежностью.
Но внезапно Ханна больше не смогла выносить это. Задыхаясь, она разорвала поцелуй.
– Что ты делаешь здесь, Рафферти?
– Неужели до сих пор не поняла? Наверное, мне нужно усердней стараться. – Он лизнул середину ее щеки, где при улыбке появлялась ямочка в форме полумесяца. – У тебя такая улыбка, ради которой мужчина отправился бы в ад, дорогая.
– Тебе не пришлось отправляться за ней в ад, только до Радужных Ключей.
Рафферти скатился с нее, скользнул одной рукой ей за спину и прижал Ханну к себе.
