Жюльетта Бенцони - Констанция. Книга вторая
В словах темнокожей девушки было столько восхищения, что усомниться в ее искренности не приходило в голову.
Констанция с замиранием в сердце смотрела на себя в зеркало. Перед ней стояла незнакомая знатная дама.
— Неужели платье может так изменить человека?! — прошепталаКонстанция.
— Как видите, мадемуазель.
— Но ведь это не я…
— А кто же еще? — рассмеялась эфиопка, — вы еще многого не знаете о себе и с каждым днем вас поджидают новые и новые открытия.
Констанция нагнулась, приподняла подол и заткнула его за пояс, словно бы хотела перейти вброд реку или же залезть на дерево. Онанемного согнула в колене ногу, разглядывая плавные линии ступни, забранные в изящную замшевую туфельку.
— Вы, мадемуазель, удивлены своим превращением?
— Я не знала, что такое возможно.
— Да вы, мадемуазель, просто еще не знаете саму себя. Ведь драгоценный камень тоже не сразу предстает во всем своем великолепии. Его нужно огранить, найти великолепную оправу.
Только сейчас Констанция поверила словам графини Аламбер, чтона нее обратят внимание при дворе. А ведь это было еще не самое шикарное платье. То, лучшее, находилось еще в работе и должно былопопасть в руки Констанции через несколько дней.
Девушке нестерпимо захотелось заполучить его тотчас же.
Констанция еще раз придирчиво осмотрела свое отражение в зеркале. Сочетание платья, сшитого по последней моде и ее природной дикости и красоты было неотразимо.
— Я бы осмелилась вам посоветовать, мадемуазель, — сказала Шарлотта, — никогда не следовать моде до конца, иначе вы сольетесьс другими женщинами, вас будет трудно отличить. Холодная красотаничего не стоит, а вот загадка — она по душе всем.
Констанция осторожно поправила медальон с огромной жемчужиной на своей шее. Та даже не доставала до глубокого выреза платья.
— Как ты считаешь, Шарлотта, — Констанция старалась говоритьабсолютно спокойно, — вырез у платья не слишком большой?
— Что вы, мадемуазель, если бы вы спросили меня до того, как работа была окончена, я посоветовала бы его сделать еще немного ниже.
— Но ведь тогда бы… — Констанция замялась, ее грудь до половины и так была обнажена.
Пухлые губы миловидной эфиопки раздвинулись в улыбке.
— Вы хотите сказать, будто глубокий вырез — это непристойно?
— В общем-то, по-моему, так не принято…
— Нет, мадемуазель, это очаровательно, а то, что красиво, не может быть непристойно. Вы только посмотрите, как чудесно белое платье оттеняет голубую жилку на вашей груди! Ваше тело смотрится словно мрамор.
Девушка прикоснулась к своему телу так, словно бы впервые делала это. Ее пальцы коснулись немного прохладной на ощупь гладкой кожи. Это прикосновение будоражило, волновало.
— Скоро должны приехать гости, — напомнила Шарлотта.
— Ах, да!
— Вы так быстро обо всем забываете, мадемуазель, — рассмеялась Шарлотта.
— И что же делать?
— Нужно привести в порядок волосы.
— Опять! — Констанция с досадой кивнула головой. — Опять сидеть и ждать, когда же, наконец, они улягутся в эту ужасную прическу.
— А сегодня я вам сделаю другую, — пообещала эфиопка, — и вы, мадемуазель, останетесь довольны.
Констанция и ее служанка перешли в спальню и девушка опустилась в мягкое кресло напротив зеркала. Под умелыми руками Шарлотты ее волосы вспенились и приобрели чудесные формы. Всего лишь несколько заколок, пара лент, брошь — и прежняя дикость исчезла.
— Ты всегда знаешь, что надо делать, — изумилась Констанция.
— Помилуйте, мадемуазель, ваша прежняя прическа была, конечно же, неотразима, но гости могут подумать, что до этого вы несколько часов скакали на страшном ветру.
— А теперь что они подумают? — поинтересовалась Констанция.
— Что вы кроткая и наивная девушка.
— А разве это не так?
— Вам лучше знать, мадемуазель, но вам меня не обмануть.
— Ты уже поняла, чего я жду от жизни? — сказала Констанция.
— Это моя обязанность, — сделала картинный реверанс Шарлотта, немного сильнее чем нужно взмахнув руками.
— Ты чудесная девушка, — Констанция похвалила свою служанку и не без основания.
Ведь та не просто одевала ее, укладывала волосы — онапотихоньку создавала облик. Где нужно советовала, где нужно предостерегала, а когда была абсолютно уверена в своей правоте настаивала.
В доме одни за другими принялись отбивать четверть часы. То глухо, как колокол, звучали куранты в гостиной, то следом за нимиподхватывали мелодичной трелью каминные часы.
— Мы как раз вовремя, — Шарлотта отступила на шаг, чтобыполюбоваться результатами своей работы. — Это, конечно, не модель корабля на шляпке, мадемуазель, но, по-моему, тоже неплохо. Как вынаходите?
Констанция, склонив голову на бок, посмотрела в зеркало.
— Ты, Шарлотта, умеешь подбирать прическу даже под мое настроение.
— В это время, — напомнила Шарлотта, — мадам Аламбер просила вас быть уже внизу.
— Меня здесь больше ничего не держит, — Констанция еще по-детски быстро вскочила с кресла и побежала к выходу, ей не терпелось показаться в новом наряде на глаза старой графине.
Та только всплеснула руками, завидев свою внучку.
— Констанция, ты само совершенство.
— А вырез? — улыбаясь, спросила девушка.
— Что? Вырез? Не слишком большой, я бы на твоем месте, — графиня приложила палец к губам, — сделала бы его немного больше.
— Правда?
— Не совсем, дитя мое, не на твоем месте, а в твои годы, так будет правильнее.
Вскоре послышался звук приближающейся кареты и дворецкий доложил, что прибыли баронесса Дюамель и ее дочь Колетта.
Констанция чувствовала себя страшно взволнованной, ведь от того, какое впечатление она произведет на своих родственников, зависело многое. По плану графини Аламбер ее узина Франсуаза должна будет удовлетворить любопытство придворных рассказом об увиденном.
А баронесса и не скрывала своего интереса. Она разглядывалаКонстанцию как разглядывают вещь перед тем, как ее купить.
Девушка не находила места своим рукам. Она то складывала их наколени, то скрещивала на груди. А ее бабушка сопровождала каждоедвижение своей внучки одобрительной улыбкой. Ей нравилось, что Констанция волнуется и на ее щеках появился румянец, так она была еще более прекрасной.
А вот Колетта сразу же вызвала в душе Констанции жалость.Девочка с виду почти взрослая ничего не могла сделать не посоветовавшись с матерью. Она перебивала ее по пустякам, и Констанции даже показалось, что если Колетта на пару часов останется одна, без матери, то расплачется, растирая по лицу слезы. Правда, к чувству жалости примешивалось и чувство злости: ну нельзя же быть такой беспомощной, не знать, чего же ты хочешь сама!