Виктория Дал - Это всегда был ты…
— Я этого и не утверждал.
— Люси говорит, что у тебя успешный бизнес. Ты не простой инвестор. Последние десять лет много и упорно трудился и теперь стал богатым и влиятельным столичным бизнесменом.
Кейт почувствовала, как его пальцы сжали ей руку, и, замедлив шаг, она остановилась. Эйдан повернулся и встал перед ней.
— А ты знаешь, почему я богат?
Она покачана головой. Снежинки падали ему на губы и быстро таяли на них.
— Потому что я был твердо намерен больше никогда не быть просителем.
— Перед кем же это?
— Перед твоим отцом. Перед такими, как он.
Она почувствовала странный укол боли в груди.
— Ты просил у него моей руки? Ты правда пытался убедить его?
Эйдан покачал головой, и растаявшие снежинки соскользнули с полей его шляпы, как слезы:
— Зачем ты спрашиваешь? Ты же знала это. Поэтому мы и поссорились.
— Ты прав. — Она чуть заметно кивнула. — Да, конечно.
— Кейт! — Лицо его немного разгладилось, и он протянул к ней руку. Пальцы в перчатке легли под подбородок. — Ты что-то скрываешь?
— Сейчас глупо вспоминать, но отец уверил меня, что ты и речи об этом не заводил.
Эйдан в недоумении склонил голову.
Кейт попыталась улыбнуться.
— Ведь ты же объяснялся мне в любви. Я ему не поверила. Но потом… ты покинул меня. Я не знала, что и думать.
— Ничего не понимаю. Кто тебе сказал эту чушь?
— Отец. Он отрицал, что ты просил моей руки.
— Бог мой, Кейт! Это же нелепо! Зачем ему было возводить такую напраслину?
— Затем, — прошептала она, высвобождая подбородок из его пальцев, — что я сказала ему, что больше ни за кого не выйду замуж. Потому что уже отдала себя тебе.
— Ох, Кейт, — выдохнул он.
— Он сказал, что я была дурой. Что ты использовал меня как… как тряпку, а потом выбросил.
— Нет… — Его лицо побелело. — Это неправда. Я просил разрешения жениться на тебе. Умолял об этом на коленях. Клянусь, я сделал все, только что не целовал его сапоги.
Кейт потянулась к нему, но быстро остановила себя. Она не могла говорить, ей мешал огромный ком в горле. Несмотря на то что поначалу она с негодованием отвергла отцовские слова, в конце концов, они пустили корни в ее душе. Он расшатал один из тех кирпичиков фундамента, которые поддерживали ее, и мало-помалу посеянные им семена проросли в трещинах как сорняки, подрывая ее уверенность. И когда тот кирпичик вывалился, она поняла, что Эйдан взял ее невинность, не собираясь жениться. Выходит, он обманул ее.
Но теперь Кейт вставила кирпичик на место. Эйдан любил ее, и она не была дурой.
— И я не один раз приезжал к тебе, — сказал он.
На секунду она представила его на Цейлоне, как он перебирается из порта в порт, разыскивая ее. Сердце сжалось в болезненной надежде.
— Правда?
— Я наведывался в Бэннигтон-Холл. Снова и снова. А они говорили, что ты не хочешь меня видеть.
Ее сердце упало.
— Я была у маминой родни, — прошептала она.
Эйдан не знал об этом. А она все ждала, что он приедет на Цейлон и увезет ее оттуда. Она была так терпелива. Так верна. Какую же злую шутку сыграла с ней судьба!
Но мало-помалу, когда мучительные дни сливались в мучительные недели, а недели — в месяцы, она стала сознавать, что Эйдан никогда за ней не приедет. Она не нужна ему. Почему же она до сих пор обретается на этом Богом забытом острове? Почему до сих пор является женой совсем чужого мужчины?
Сердце ее тогда съежилось, обратившись в твердый, тугой узел в груди, и с тихим ужасом она осознала, что Восток — это ее жизнь отныне и навсегда. Другой уже не будет. Что это уединенное чужое место — ее дом; что этот холодный мужчина — ее муж. Никто никогда не придет, чтобы забрать ее. И уже не хватит кирпичей, чтобы скрепить рушащиеся основы ее постылой жизни.
Вспоминая тот первый год на Цейлоне, Кейт крепко стиснула руки. Снег бил ей в лицо, и она постаралась вдохнуть воздух.
— Я посылала письма, — прошептала она. — Но конечно, ты их не получал. Я чувствовала.
Его ладонь снова коснулась ее, погладила по щеке.
— Не плачь, Кейт. Прошу тебя.
Неужели она плачет?
— Я приезжал за тобой, — горячо прошептал он. Его руки обняли ее, он привлек ее к себе и повел в тень аллеи. — Много раз. Клянусь.
Она снова кивнула, прижавшись щекой к его пальто, но теперь она уже плакала навзрыд, хватая ртом колкие снежинки. Он не сможет ее понять, потому что она никогда ему не расскажет всей правды.
— Как ты могла поверить такой лжи?
Дыхание коснулось ее лба, обратившись в лед там, где кожа была влажной.
«Не знаю», хотела она сказать, но слезы мешали говорить, слова не шли. Через несколько минут всхлипы наконец стихли.
— Идем, — сказал Эйдан, — я отведу тебя домой.
Впервые ее не рассердило то, что ей приказывают.
Кейт шла среди кружащихся снежных хлопьев, среди этой белой пелены, и ей казалось, что она парит в облаках. Они направились в проулок, минуя переднюю дверь.
Как только оба оказались на кухне, он запер заднюю дверь и снял с нее накидку.
Кейт безучастно взглянула в сторону плиты:
— Надо бы согреть воды…
— Хорошо.
И когда он повернул ее к лестнице, она, слепо повинуясь, онемело пошла за ним. Та же оцепенелость владела ею, когда он расстегивал на ней платье и развязывал корсет.
— Это я виновата, — чуть слышно прошептала она.
— В чем же?
— Я рассказала отцу правду о нас. Поэтому он и отослал меня из дома. А потом сказал тебе, что я умерла.
— Нет. — Его пальцы ловко орудовали у нее на спине, освобождая от тесного корсета. — Он бы никогда не стал лгать всей Англии только для того, чтобы не отдать свою дочку второму сыну барона. Я думал об этом. Черт, я тогда ни о чем другом не мог и помышлять.
Когда стало легче дышать, Кейт сделала глубокий вдох, который подействовал на нее успокаивающе.
— Твой отец всегда был заносчивым и гордым. Он, бывало, любил разглагольствовать о своей родословной и сетовать на то, что Англия утратила былое уважение к традициям. Как же он мог признаться, что отправил свою дочь на Восток, чтобы отдать замуж за какого-то незнакомца без титула и знатной родни? Ты можешь представить, чтоб он рассказывал об этом своим приятелям в клубе? Этот сноб принимает в свою семью неизвестного иностранца, и все это ради презренного металла? Не верю!
Наверное, он прав, но Кейт так устала телом и душой, что уже ничего не соображала.
Когда она осталась в одной рубашке, Эйдан поднял ее на руки и отнес на кровать. Она не возражала, держа его за шею, когда он наклонился, чтобы откинуть покрывало, а когда положил ее, свернулась в клубочек.
