Симона Вилар - Коронатор
– Я так хотела его, что порой ощущала физическую боль. Меня никогда не учили тому, что таит в себе любовь, сколько радостных ощущений она дает. Малейшее прикосновение Филипа, взгляд, случайное слово, жест – все сводило меня с ума. Беспрестанно быть рядом с ним, зависеть от него и сдерживать себя… Я чувствовала, что слабею, и понимала, что и он замечает это, но уже ничего не боялась…
Их первый поцелуй во время шторма, когда она решила, что они погибнут… Затем ее обида, а потом – ночь в Бордо… Воспоминания об ослепительном счастье захлестнули Анну, и ее глаза засияли. Не было уже ни покоев герцогини Кларенс, ни Лондона, ничего… Был лишь ее рыцарь, его сильные ласковые руки, поцелуи, теплые, бессвязные слова любви, от которых исчезал весь мир… Лицо ее освещалось блаженством, ресницы дрожали…
– Замолчи! – вдруг взвизгнула Изабелла. – Замолчи немедленно!
Анна очнулась. На нее словно дохнуло холодом, и в ту же секунду она поняла, что натворила. Девушка испуганно вцепилась в резные ручки кресла.
Изабелла металась по комнате, словно зверь в клетке.
– О, какой стыд! – восклицала она, заламывая руки. – И это моя единоутробная сестра! Какой невыносимый позор!
– Если бы ты ничего не выпытывала, все это так и осталось бы во мне, – почти беззвучно прошептала Анна.
Изабелла зацепила шлейфом и опрокинула стул. Звук его падения немного остудил ее пыл. Она несколько раз осенила себя крестным знамением и подошла к сестре.
– Мне не следовало слушать тебя!
– Зачем же ты слушала?.. Могла бы прервать в самом начале.
– Но разве я могла подумать!.. Я решила, что тебе надо чем-то поделиться, испросить совета, поведать о своих заботах.
– Но ведь так и есть, Изабель!
Герцогиня всплеснула руками.
– Силы небесные! Видела бы ты себя! Ты сияла, как ангел во время молитвы, ты просто упивалась своим позором! А ведь все сие суть блуд – из числа тягчайших грехов…
– Вольно же тебе так говорить!.. Тебе, которую отец выдал по любви за того, на кого ты указала. А каково приходится мне?
– Чем же не угодил тебе твой супруг? Молод, красив, любит тебя без ума.
– Но он не Майсгрейв.
– Замолчи! Замолчи!
Изабелла затопала ногами и зажала ладонями уши.
– Никогда, слышишь, никогда больше не произноси при мне имени этого низкого негодяя.
Анна поднялась и подхватила с ларя свой плащ.
– Видимо, мне следует уйти. Ты в положении, а я разволновала тебя. Успокойся, ты больше не увидишь меня. По крайней мере, без крайней на то нужды мы не встретимся.
Изабелла вдруг растерялась. Пусть Анна и по уши в несмываемом грехе, но она остается принцессой Уэльской. И, видит Бог, это удача, что ей удалось раскрыть тайну сестры. Играя на ее нечистой совести, она могла бы подчинить себе Анну. Другое дело, что эта неразумная особа бесконечно упряма и не только не считает случившееся с ней чем-то предосудительным, но и просто упивается своим падением. Что ж, следует попробовать убедить ее в обратном.
– Нэн, погоди минуту. Присядь.
На какое-то время в комнате повисла тишина.
– Прими мои извинения, Анна.
Девушка недоуменно смотрела на сестру.
– Да-да, прости меня. Я не должна была тебя поносить, но пойми и ты меня. Все это… более чем неожиданно. Кстати, кто твой исповедник? – вдруг спросила она.
Вопрос застал Анну врасплох. Она исповедовалась довольно редко – то у настоятеля Вестминстерского аббатства, то у викария церкви Святой Бриджит, то у епископа Невиля. Но своей тайны не выдала никому, поскольку ни родной дядя, ни тем более чужие люди не вызывали у нее полного доверия.
Молчание затянулось. Наконец Анна ответила, что у нее трое исповедников.
– Вот видишь, – мягко заметила герцогиня. – У тебя нет собственного духовника. Одно это говорит о том, что ты не была откровенна и уже давно не знаешь покаяния. Грех, носимый в душе, – страшная вещь.
Анна не нашлась, что ответить, а Изабелла продолжала:
– Ты совершила прелюбодеяние, ты не раскаялась – и теперь сама убедилась, что не находишь себе места. Горько смириться с тем, что моя сестра – блудница, но еще горше сознавать, что она глубоко несчастна и в ссоре с Богом. Ведь я расспрашивала тебя неспроста. Ты рассказала мне обо всем, а теперь ступай исповедуйся и увидишь, как станет легко. Все пойдет по-другому…
– Изабель, но ведь я…
– Ты хочешь меня уверить, что готова продолжать жить с такой тайной на душе?
– Но ведь именно моя тайна и давала мне силы!
– Ах, оставь… Поверь, если бы ты сразу покаялась и очистила душу, все это давно отошло бы в прошлое, мир и благодать снизошли бы на тебя, а смута и тоска развеялись бы как наваждение.
– Но ведь это любовь!
– Это блуд, а не любовь. Любовь двоих освящается узами брака, она несет радость материнства. Ты же тоскуешь по объятиям и ласкам своего рыцаря, что само по себе грешно…
– Нет, Изабель. Мне было бы довольно знать, что он жив, здоров и весел. Уверяю тебя, этого достаточно.
– Не уговаривай себя. Я отлично вижу, как ты измучена, как мечешься, не находя себе места. Ты покинула супруга, потому что не раскаялась в содеянном. Достаточно было бы твоего желания, чтобы у вас с принцем все пошло на лад. Как говорится, similia similibis curantur[33]. Наш отец выбрал тебе красивого, родовитого и любящего супруга, и если бы ты старалась, то стала бы счастливой.
Герцогиня сидела в высоком кресле напротив сестры, горделиво выпрямившись и расправив широкие складки парчового платья. Ее слова звучали уверенно и властно, и она видела, как все ниже склоняется голова Анны. Это словно придало речи Изабеллы еще больше жара и убедительности.
– Я хочу также, моя дорогая, чтобы ты хоть на миг забыла о себе и подумала о величии своего рода, о своем нынешнем положении. Ты не простая крестьянская девчонка, которая бездумно предается животной похоти. Ты принцесса! Ты выше прочих смертных. И я была бы плохой сестрой, если бы не напомнила тебе о том, что члены королевской семьи должны питать к себе уважение. Ты поднялась на вершину, и все остальное должно отступить. Принцесса Уэльская обязана жить интересами королевства, находя в этом удовлетворение и покой. Что значит рядом с этим какой-то мелкий вассал, которому, кстати, дала отставку Лизи Вудвиль, чтобы самой стать на время королевой. Думаю, моя сестра не глупее этой захудалой дворяночки и достойна того удела, который ей выпал!
Руки Анны бессильно перебирали рельеф подлокотников кресла. Голова поникла, по щеке скатилась одинокая слеза.
– Видимо, ты права, Изабелла, и я лишь попусту извожу себя. Ты говоришь то же, что и отец. Выходит, я слишком глупа, если думала иначе.
– Нет, дитя, нет, Анна, – ласково сказала герцогиня. – Просто ты надолго оторвалась от семьи и совсем запуталась. Обещай мне, нет, поклянись, что забудешь этого человека, что снова обретешь чистоту и благоразумие, станешь образцом для всех дам Англии!
