Марина Струк - Обрученные судьбой
— Было бы недурственно выехать на охоту с птицами, мой пан, — улыбнулась Ефрожина на ступенях костела, стараясь выглядеть спокойной. — Давненько мы не ездили с тобой.
— Сыро на дворе, Ефрожина, как бы не свалила тебя снова хворь какая, — ответил ей Владислав и, обхватив ладонями ее талию, посадил в седло. Он позволила себе провести руками по его широким плечам при этом, а потом легко коснулась щеки, и он как обычно поймал ее руку и поцеловал ее холодные пальцы.
Такой мимолетный жест, но именно за них развернулась с недавних пор у Ефрожины с пани Барбарой невидимая, но жестокая война. Каждая старалась быть очаровательнее и соблазнительнее другой, каждая хотела заполучить его целиком. Но разве это возможно? Ефрожина передернула плечами под теплым плащом, когда холодок пробежался от самых ступней вверх до груди и шеи. Нет, получить Владислава целиком не удавалось пока никому, она ясно видела то.
Но Ефрожина знала твердо одно. Как только она заметит, что темные глаза Владислава будут теплеть также, как при взгляде на дочь, когда он будет смотреть на Барбару, она приложит все усилия, чтобы устранить эту рыжую. Любой ценой, даже рискуя собственной душой. Как и в случае, коли заметит округлость живота у этой бестии. Не будь она урожденная Острожская!
Ефрожина тронула поводья и направила лошадь к Замку, стараясь ехать вровень с Владиславом, наблюдая за ним украдкой. Пару раз тот оглянулся назад, к всадникам и колымагам, что ехали вслед за супругами, но Ефрожине не удалось рассмотреть, был ли этот взгляд обращен кому-то или нет.
Проезжая мимо погоста, она вдруг посмотрела вглубь, на кресты, что виднелись из-за невысокой каменной ограды. Может, ей стоить сходить к православному кресту, что стоит где-то там, невидимый ныне глазу. Паненки из ее свиты шептались, что ведьма, погребенная под ним, может сделать так, что сердце того, о ком думаешь, будет принадлежать только тебе. Вот было отрадно то да еще поглядеть на лицо пани Барбары при том! А потом Ефрожина одернула себя — гоже ли просить помощи у той, которая когда-то едва не помешала ей стать пани Заславской? Что было бы, коли судьба не оборвала нить жизни московитки, коли Господь или сам дьявол не прибрали ее себе?
Ефрожина даже не подозревала тогда, что судьба уже снова начала переплетать нити, готовая жестоко оборвать некоторые из них, убирая путаницу из того узора, что ткала невидимая рука на полотне. Уток уже начал свое направление между нитями основы, пришел в движение ткацкий челнок…
1. Ангел Божий, хранитель мой — начальные слова католической молитвы
2. Известен факт, что Кузьма Минин занимался торговлей мясом
3. Август
4. Современный Волоколамск
5. 2 февраля
6. Февраль
7. 6 января
8. 1 ноября
Глава 51
Итальянец постарался на славу. Впервые за все это время Владислав был рад присутствию в замке чужеземцев, служивших при дворе пани Заславской, которые так резали порой глаз ордината и достойных шляхтичей своим непотребным для мужчины платьем. Виданное ли дело, чтобы мужские ноги были открыты чуть ли не до самого паха на обозрение да так обтянуты чулками? Срамота! Верно то — люди искусства, не воины вовсе.
Но зато каков мастер! Искусная рука чуть ли не с точностью до самой мелкой черты лица придала этому холодному камню сходство с дорогими для Владислава чертами. Так похоже лицо, словно это сама Ануся прилегла на холодный могильный камень да закрыла свои маленькие глазки.
Владислав положил на сомкнутые на груди каменного горельефа {1} в молитвенном жесте маленькие ладошки свою широкую ладонь, а потом прислонился лбом к холодному камню. Сердце уже молчало, уже не стонало тихо от той боли, что ворвалась в него обжигающей волной, не разъела душу, как та зараза, что косила людей чуть менее года назад в этих землях.
Хворь пришла так нежданно, что первое время казалось, что она не так страшна, как разносят о ней толки по землям. Супруги Заславские были на охоте, когда эта черная зараза закралась в Заслав и его окрестности вместе с бродягой, что, еле шатаясь дошел до корчмы, стоявшей на перекрещении дорог недалеко от города. Тот приковылял на двор, опираясь на костыль, и упал, едва его случайно толкнул плечом слуга корчмаря, спешивший в стодолу {2} дать корма лошадям. Новоприбывший более не встал, завалился за колымагу, остановившегося, чтобы пропустить чарочку шляхтича, возвращавшегося из Заслава в свою вотчину, да и остался лежать там до того момента, когда пан не нашел его и не пнул носком сапога, решив, что это пьяница какой просыпается под его колесами. Но когда тот перевернулся от удара на спину, когда лохмотья, укрывавшие его лицо, упали на землю, шляхтич заорал не своим голосом, перепугав всех на дворе — и людей, и животных. То, что некогда было лицом мужчины, ныне было покрыто множеством выпуклых волдырей разного размера. Даже черт лица не разглядеть было под этой сыпью.
В мгновение ока корчма опустела. Люди бежали, как от огня, от страшной заразы, о которой прежде могли только слышать, ведь уже давно эта пятнистая смерть не собирала свой урожай в этих краях. И сами не подозревали, что уже было некуда бежать от нее, что сами и разносили ее по своим домам, заражали своих близких, которых так хотели уберечь от невидимой хвори, по поверьям ходящей из дома в дом ночами с железным клювом и черными очами, укрывших от взглядов темным широким плащом.
А Владислав и Ефрожина еще не знали, что на их земли наползает черная тень хвори. Они скакали по лесной дороге вслед за птицами, которых отпустили с рук, поставив ставки на то, чей сокол первым настигнет убегающего от ширококрылого хищника зайца. За ними следом тянулась свита их шляхтичей и паненок, обменивающихся улыбками, радовавшимся, что наконец-то в Заславском замке поселился покой и лад, пришло веселье. Словно в эти последние три дня супруги вернулись в тот первый год, когда только обвенчались в костеле Заслава.
Да и сам Владислав вдруг почувствовал себя во время той скачки таким живым, как никогда ранее. Ветер развевал волосы (рванув с места, пан ординат уронил шапку), валах стремительно несся вперед по утоптанной дороге, в вышине неба, раскинув крылья неслись наперегонки два сокола, то выпуская из вида намеченную цель, то снова находя ее внизу среди деревьев. Тихий смех Ефрожины, ее улыбка, впервые за последние годы осветившая лицо неким светом, который придал ей очарование и мягкость чертам ее лица. И выражение довольства на ее личике с острым подбородком, радость победы, которую она безуспешно пыталась скрыть от его глаз, когда он, принудив ее лошадь свернуть с дороги в лесные заросли, прочь от лишних глаз, целовал губы Ефрожины, царапая кожу своей короткой щетиной. Пусть торжествует, думал тогда Владислав, лишь бы больше не леденела как раньше, лишь бы не становилась той, что была прежде.
