Виктория Холт - Лорд-обольститель
— Простите мое любопытство, но я ничего не знаю относительно обитателей этого дома. Кто это — мадам графиня?
— Дальняя родственница принцессы, а также ее опекунша. Графиня выводит принцессу в свет, а в данном случае и устраивает ее брак. Принцесса — сирота. Ее семья пострадала во время революции.
— А вы — ее гувернантка?
— О нет, мадемуазель. Я — la gouvernante, что означает la femme de charge… управляющая.
— А, я поняла. По-английски это звучит как «экономка».
Она медленно повторила это слово, не переставая улыбаться.
— Теперь я буду знать, кто есть кто, — произнесла я. — И чрезвычайно благодарна за вашу заботу.
— Я распоряжусь, чтобы вам прислали обед. Сегодня. А завтра мадам графиня отдаст соответствующие распоряжения. С принцессой вы увидитесь утром. В восемь часов принесут petit dejeuner и горячую воду. Это будет удобно?
Я заверила ее, что это чрезвычайно удобно, и она ушла, оставив меня наедине с моими мыслями.
Меня охватило чувство невыразимого одиночества. Я скучала по отцу. Где-то он сейчас, думала я. Быть может, готовится взойти на борт судна. А где сейчас Бертран? Наверное, уже едет домой, где сообщит домашним о намерении жениться на мне и о ссоре со всемогущим бароном, которого он поклялся больше никогда не видеть.
В замке меня принимали совершенно иначе. Я попыталась вспомнить волнение и тревогу, охватившие меня тогда, а также твердую решимость добиться успеха в создавшейся ситуации, затем возбуждение, смешанное с отвращением. И целая гамма иных чувств и ощущений. Все это привело к стремлению досконально изучить лицо этого безнравственного человека, способного на самые возмутительные выходки…
Но какой он был моделью! Мне начинало казаться, что его портрет стал моим высшим достижением на многие годы вперед. Когда еще мне доведется иметь дело с такой сложной личностью — безнравственной, жестокой, коварной, беспощадной… Достаточно было представить себе любое отрицательное свойство человеческой натуры, и оно неизменно присутствовало в его характере. И при всем этом барон любил прекрасное. Он честно оценил мою работу, нашел ее хорошей и тем самым опроверг расхожее мнение относительно того, что женщина должна занимать в обществе низшее положение, потому что мало на что способна. У него нашлось достаточно смелости, чтобы высказать свое собственное мнение. Смелость! Никакая это не смелость! Он не нуждается в смелости, чтобы говорить и делать все, что вздумается. В своем мирке этот человек обладает безраздельной властью и сам устанавливает законы, так что здесь и речи нет о преодолении препятствий или риске…
И все же, барон, размышляла я, на вашем пути встречаются люди, не желающие слепо повиноваться… Милый Бертран! Замечательный молодой человек, отказавшийся плясать под дудку циничного барона. Я рассмеялась и вслух произнесла:
— Что ж, барон, вам придется поискать другого мужа для отставной любовницы!
Прекрати о нем думать! — приказала я сама себе. — Теперь у тебя новый заказ. Ты больше никогда не увидишь этого барона. Не позволяй ему вторгаться в эту атмосферу элегантности и изящества, где все будет совершенно иначе, чем в его средневековой цитадели!
Я прибыла сюда в лучах славы, в качестве признанного художника. Мне предстояло писать портрет семнадцатилетней девушки, невинной и не знающей жизни. Прелестная модель для портрета, не требующая слишком глубокого проникновения в ее характер. Гладкая, нежная девичья кожа, глаза, где еще не прячется тайна, лоб, не изборожденный морщинами… Хорошенькая картинка — вот и все, что от меня требуется. Принцесса — совсем еще ребенок, размышляла я, которого с соблюдением всех формальностей вручат этому чудовищу, чтобы он лишил его невинности. Бедное дитя. Мне было так жаль ее…
Затем я вслух произнесла:
— Прочь мысли о бароне! Ты превосходно выполнила его заказ, и он хорошо заплатил тебе. Будь благодарна ему за это, а об остальном позабудь.
Принесли поднос с обедом. Там была тарелка с холодным цыпленком и салат, заправленный незнакомым, но очень вкусным соусом. Еще кусок фруктового пирога и графин белого вина.
Все это было очень вкусно.
Спустя некоторое время опять пришла служанка. Она забрала поднос с тарелками, а я после ее ухода решила, что, пожалуй, лучше всего будет лечь спать. Разумеется, подобный прием трудно было бы назвать восторженным, но не следовало забывать, что меня всего лишь наняли для выполнения заказа. Я имела дело с настоящей французской аристократией, которой по части соблюдения этикета не было равных во всем мире. Завтра узнаю больше. Как бы то ни было, довольно скоро я поеду домой, в Англию, прежде чем браться за два следующих заказа (один от мадам Дюпон, а второй от мсье Виллефранша), полученных мною в тот самый вечер, когда барон представил гостям мое произведение.
Отец тогда очень обрадовался. Он сказал, что я обязательно должна взяться за эти заказы, поскольку они помогут мне утвердиться во Франции, где при поддержке столь влиятельного человека, как барон, мне будет намного легче обрести известность, чем в викторианской Англии.
— Только создав себе имя, — говорил отец, — можно диктовать условия. Имя — прежде всего. Имя — это все.
Если выйду замуж за Бертрана… когда выйду замуж за Бертрана… я должна буду настоять на том, чтобы продолжать заниматься живописью. Он не станет мешать. Бертран все понимает…
Мне повезло, что он меня полюбил. Я ведь совсем недавно приехала во Францию, но как сильно изменилась за это время!
Я сняла платье и надела халат. Затем села перед зеркалом, распустила волосы и, взяв с туалетного столика щетку, начала их расчесывать. И мысленно перенеслась в тот вечер, когда Николь прислала свою служанку, чтобы та уложила мои волосы… Бедная Николь! Она всецело пребывает во власти этого страшного человека. Хотя можно было бы сказать, что эта женщина сама виновата, поскольку не следовало становиться его любовницей. А теперь пожинает плоды своего греха…
Раздался осторожный стук в дверь.
— Войдите, — сказала я.
В комнату вошла совсем еще юная девушка. Она была одета в черное платье с белым передником.
— Я пришла узнать, есть ли у вас все необходимое.
— Да, спасибо. Вас послала madame la gouvernante?
— Нет… я пришла по собственному желанию.
У нее было маленькое личико с заостренным подбородком, несколько длинноватым носом и стреляющими по сторонам озорными глазами.
Она затворила дверь.
— Вы уже устроились?
— Да. Благодарю вас.
— Вы ведь собираетесь писать портрет принцессы?
