Невеста сумеречной Тени - Мари Дюкам
— Что ты ей рассказала?
Он не отнимает ладонь, но и никак не реагирует на мою слёзную просьбу.
— Только то, что я не хотела замуж, но ты меня вынудил. Она не знает никаких подробностей, клянусь.
— Проклятье, Лия! — Князь вдруг сжимает мои пальцы с такой силой, что я ойкаю от боли. — Я делаю из себя дурачка, распространяя слухи о том, как сильно влюблён в тебя, чтоб хоть как-то оправдать нашу скорую свадьбу, а ты выбалтываешь правду графине Вельтман? Теперь о тебе точно будут ходить сплетни.
— Но я… я подумала…
— Плохо подумала. — Он отшвыривает мою руку и устало закрывает глаза. — Вы больше не будете общаться.
Чувствую, как горло сдавливают слёзы. Неужели я теперь обречена вечно молчать о своих чувствах, лишь бы ненароком не выдать очередную тайну? Готова взвыть от отчаяния: что бы я ни делала, ему всё не так.
Срывающимся голосом говорю:
— Я уже подчиняюсь всем твоим требованиям, Эмиль. Я готова забыть угрозы моей семье, которыми ты вынудил меня к этому браку. Я и раньше хранила твой секрет, а не трезвонила о нём на каждом углу. Так неужели я не заслужила хоть капельку доверия взамен? — От жалости к самой себе всхлипываю, утирая всё-таки побежавшие по щекам слёзы.
— Прекрати разводить драму, Лия, — скучающим тоном отмахивается князь, а я вспыхиваю от обиды.
— Нет это ты прекрати! Алиса — самый надёжный человек на свете, она не станет болтать, я точно знаю. Ты не можешь лишить меня единственной настоящей подруги, только потому что боишься за свою шкуру!
— Именно потому, что я боюсь за свою шкуру, я всё ещё жив, — зло отвечает Эмиль. — Ты просто не представляешь, каково это: молчать и притворяться всю жизнь.
— О, теперь очень даже знаю, — едко бросаю я. — Хочешь, чтобы все вокруг страдали, раз жизнь обошлась с тобой так несправедливо? Открою секрет: я не твоя собственность, хоть и принадлежу тебе со всеми потрохами! Можешь манипулировать мною с помощью угроз, но не смей распоряжаться, с кем я могу общаться, а с кем нет!
Пытаюсь подняться на ноги, но как на зло путаюсь в подоле длинной ночной рубашки. Нога соскальзывает, и я падаю прямо на великого князя, оказавшись прижата грудью к его груди из-за предательски распахнувшейся накидки. И с ней-то нас бы разделяло не слишком много ткани, а уж тонкая сорочка и вовсе ничего не оставляет воображению.
— Так уж и со всеми потрохами? — шепчет Эмиль мне на ухо, обнимая чуть пониже поясницы.
Вырываясь прочь, я упираюсь кулаками ему в грудь, но он не слишком старается меня удержать, лишь посмеивается над попытками выкарабкаться из кольца его рук. Наконец, отползаю от князя, собираю подол рубашки повыше — плевать, что коленки открываются во всей красе, лишь бы не упасть на него снова. Встаю на ноги и, даже забыв обуться, убегаю прочь. Гравий больно колет босые ступни, но я упрямо несусь вперёд: не хватает только, чтоб Эмиль меня догнал. Уже на ступенях перед дверью останавливаюсь, чтобы чуть перевести дух и вытереть мокрое от слёз лицо. Нет, всё-таки он самый настоящий подлец!
Глава десятая, в которой одиноко не только мне
Утром, кое-как разлепив глаза после ночи, проведённой в слезах, босая и в самом мрачном расположении духа я выхожу к завтраку.
— Ваше благородие, куда подевались туфли, ума не приложу! — недоумевает Мила. — Ох уж эта Снежа, получит у меня, честное слово!
Не говоря ни слова, впихиваю в себя один блинчик с творогом — больше просто не лезет, — и возвращаюсь к себе. Нужно собираться в императорскую сокровищницу.
Намеренно выбираю самый закрытый наряд из обширного гардероба: белая блуза с воротом под горло и простая синяя юбка. Волосы, собранные в косу, уложены в объёмный пучок, изящная цепочка с подвешенными на неё часами спускается почти до талии, а на руках кружевные перчатки. Более благовоспитанной девицы сложно представить. Надеюсь, Эмиль не будет нас сопровождать — не смогу мило улыбаться ему после всего произошедшего.
Но моё чаяние не сбывается: камердинер объявляет о приходе князя, которого мы вместе с маменькой и Милой встречаем в гостиной. Эмиль, как всегда, одет с иголочки в привычные тёмные одежды, а вид такой, будто всю ночь спал сном невинного младенца. Мои же опухшие веки не скрыть никакой косметикой.
Эмиль здоровается с мамой, целуя ей руку, и останавливается передо мной.
— Доброе утро, леди Лияра.
От такого лицемерия хочется выть, но я склоняюсь в реверансе: сделаю всё, лишь бы не смотреть ему в глаза. Маменька вместе с Милой выходят за дверь, ненадолго оставляя нас наедине, а к Эмилю тут же подскакивает слуга. Великий князь достаёт из тканевого мешочка позабытую в саду обувь и с улыбкой подаёт её мне.
— Надеюсь, вы не поранились вчера, — тихо говорит он.
Я вспыхиваю румянцем от злости и смущения одновременно. Выдрав из его рук туфли, зашвыриваю их под кушетку.
— О, что вы! — елейным тоном отвечаю я, поправляя юбку. — Мы, благородные девицы из деревни, привыкли носиться босиком.
— Говорят, это полезно для здоровья. — Эмиль подаёт мне руку, на которую приходится положить ладонь.
В сопровождении стражи мы спускаемся в парадный холл. Я всё ещё пышу злостью: нет, от него совершенно невозможно дождаться соблюдения хоть каких-нибудь приличий! Хорошо хоть не при маменьке отдал злосчастную обувь, тогда я бы точно не избежала грандиозного скандала.
У самой лестницы нас ждёт одинокая фигурка девушки. Её рыжие волосы блестят в лучах утреннего солнца, и я с изумлением узнаю Алису. Она приветствует князя низким поклоном, когда мы останавливаемся перед ней.
— Графиня Вельмонт, — кивает ей Эмиль. — Благодарю, что согласились сопровождать леди Лияру. Надеюсь, ваше присутствие благотворно скажется на самочувствии моей дорогой невесты.
Мгновение я таращусь на него, словно на призрак. Что за перемены в настроении, хотелось бы знать? Какая-то склочная золотая рыбка из сказки получается: сначала отругает за желание, а потом его исполняет. Сомневаюсь, что мои слёзы и брошенные туфли так на него подействовали.
Эмиль подносит мою руку к губам и, легонько коснувшись пальцев, заканчивает:
— Не хочу, чтобы она чувствовала себя одиноко.
Вздрагиваю от этих слов. Так в этом всё дело? Он меня услышал?
