Гувернантка из Лидброк-Гроув - Виктория Анатольевна Воронина
Пока я в задумчивости прохаживалась между кустами поздних роз и георгинами, размышляя над тем, как осуществить новые планы, Том побежал к лужайке посмотреть свою ловушку на кротов. К его огорчению, в ней не обнаружилось пойманного зверька, зато в силках для птиц запутался сизый голубь. Я отвлеклась от своих мыслей, услышав тревожное воркование птицы и торжествующие вопли маленького негодника, ради забавы бросающего камни в пойманную птицу, тщетно уворачивающуюся от небольших, летящих в нее кусков гранита.
Мое сердце замерло при виде такой ничем не оправданной детской жестокости, затем я бросилась вперед, пытаясь защитить несчастного голубя от новых ударов.
- Том, нельзя! Нельзя мучать птиц, Том, они тоже создания Божьих рук, - жалобно твердила я, пытаясь словами вразумить разошедшего мальчика.
Но Тому, как всегда, мои слова оказались совершенно безразличны, и он не прекращал бросать камни в окровавленного голубя, который уже не кричал, а хрипел. Тогда я, забыв об обычной сдержанности, быстро сняла со своей талии поясок и попыталась им связать запястья малолетнего истязателя птиц. Однако Том вырвался из моих рук и, разозлившись, бросил один из своих камней уже в меня.
Мой лоб тут же залило кровью. Очевидно, острый край брошенного камня задел артерию, потому что крови выбежало много. Том не ожидал такого результата своих действий и испугался моего окровавленного лица. Он заплакал и отчаянно закричал:
- Это не я!
Все же его детское сердце не окончательно зачерствело от неправильного воспитания потакающих ему во всем родителей, и он очень переживал, что его злоба привела к такому исходу как мое ранение.
Я достала свой платок из кармана, вытерла им кровь с лица, прижала его к ране, препятствуя образованию нового потока, и ласково стала успокаивать взволнованного мальчика.
- Том, все хорошо, все уже позади и моя рана скоро затянется, - уверяла я его.
Всхлипывания Тома мало-помалу начали стихать. Мальчик с опаской посмотрел на меня и, не заметив ничего угрожающего моей жизни, повеселел.
- Я люблю вас, мисс Линн! – вдруг неожиданно произнес он, застенчиво смотря на меня из-под своих рыжих ресниц.
- Я тебя тоже, Том! – невольно, но искренне сказала я в ответ, так меня растрогала внезапная перемена в его обращении со мной.
В полном согласии мы освободили голубя из силков. К счастью, он меньше пострадал от камней, чем можно было ожидать, и даже мог улететь на дерево.
С этого дня я и Том стали друзьями. Я до того привязалась к мальчику, что отодвинула мои планы возвращения в Лондон на неопределенный срок.
» Глава 12
Осень окончательно вступила в свои права, и хорошая погода надолго покинула Ланкашир. Густые туманы часто простирались за большими окнами дома Мэллоунов, их сменяли проливные дожди, но хуже всего для меня оказались непривычные северные холода, да еще при наличии плохо отапливаемого камина в моей комнате. Дождевой плащ, привезенный мною из Лондона, плохо защищал от непогоды в холодном крае, где сильный ветер накидывался на путников, как на своих злейших врагов, - яростно и порывисто. Том из-за долгой прогулки при таком ветре сильно простудился и лежал в горячке в кровати под постоянным присмотром своей няни. К нему вызвали доктора из Эрглтона, и я от души надеялась, что врач скоро вылечит бедного мальчика, находящегося в тяжелом бреду.
Я поняла, что мне не пережить зиму в Ланкашире в теплой одежде, предназначенной для мягкого английского юга и заказала себе новый плащ из плотной шерстяной ткани у местной портнихи. Миссис Хэйт согласилась пошить мне нужную обнову, но, поскольку я не могла доплатить ей за срочность работы, то она не торопилась делать мой заказ, предпочитая уделять время более выгодным клиентам.
Выход виделся в том, чтобы по возможности утеплить ту одежду, которая у меня имелась. Я как раз занималась этим делом, когда в дверь предусмотрительно постучались и на мое приглашение войти, лакей Джефри зашел в комнату и почтительно произнес, протягивая мне запечатанный конверт:
- Мисс Линн, вам письмо!
- Благодарю тебя, Джефри, - обрадованно сказала я, с готовностью беря послание. Переписка с друзьями являлась единственной моей отрадой в доме Мэллоунов, где суровая хозяйка безжалостно давала мне все новую и новую работу, желая с избытком вернуть те деньги, которые она мне платила за воспитание и обучение Тома. И я не знала иной радости в семье моих нанимателей, кроме общения с моим живым и непосредственным воспитанником.
Письмо было от Фанни, путешествовавшей осенью с молодым мужем по Италии. Моя подруга увлеченно описывала прекрасную виллу, снятую виконтом Деверо, и расположенную среди живописных скал над лучезарным Адриатическим морем. А также она расписывала во всех подробностях свое счастливое пребывание в ней. Знакомства с путешествующими богатыми англичанами и итальянскими аристократами, роскошные приемы, дорогая и красивая мебель, приятная непринужденность желанных гостей, пикники и катания на лодках по морю – Фанни легко и красиво создавала на бумаге все эти пленительные образы, делая меня сопричастной празднику жизни, в котором она участвовала, и заставляя искренне радоваться за нее. Под конец она задала ряд вопросов о моей жизни, которую я вела в суровом, обдуваемом всеми ветрами Ланкашире, а также осведомилась – не хочу ли я присоединиться к ней в Италии в качестве ее подруги и постоянной компаньонки? Ее мужа постоянно навещали холостые друзья и знакомые подходящего возраста, и при желании среди них можно найти для меня, ее самой близкой и дорогой подруги, подходящего спутника жизни, с которым можно вступить в законный брак.
Я замерла, представляя себе, какой контраст существует между тем жалким существованием, который я была вынуждена влачить в доме неприветливых Мэллоунов и той сказочно прекрасной южной виллой, в которую приглашала меня гостить моя дорогая добрая подруга. Осенний дождливый Ланкашир отталкивал от себя своим суровым климатом, к которому я
